Он поднялся и стал затягивать шнуровку плаща
- Через десять дней в этот же час я буду здесь. Вы расскажете мне, как продвигается дело.
- Князь Ракоци,- спросил Саттин.- Что нам делать с Ле Грасом?
Сен-Жермен нахмурил брови и прикоснулся к рубину, спрятанному под плащом.
- Он опасен. Подержите его пока где-нибудь здесь. Можете караулить по очереди. Только под рукой у охранника должна быть дубина. Будет весьма досадно, если Ле Грас сбежит.
Он окинул взглядом присутствующих. Что ж, эти маги, конечно, не производят отрадного впечатления, но ему встречались и хуже.
- Итак, через десять дней,- низко кланяясь, повторил Саттин.
Сен-Жермен сдержанно поклонился в ответ и вышел. Липкая парижская ночь поглотила его.
Отрывок из письма маркиза де Монталье аббату Понтнефу.
"21 сентября 1743 года.
...Так что, дорогой кузен, вы поймете мою тревогу. Доводы жены убедили меня, но я не могу не чувствовать опасения, что дочь моя может попасть под чье-либо дурное влияние. Мадлен прибудет в Париж четвертого или пятого октября в сопровождении служанки, Кассандры Аеф, которая вот уже двадцать лет преданно нам служит. Пока Кассандра рядом с Мадлен, я за нее не боюсь. Но этого недостаточно. Мое заветное желание - чтобы вы присматривали за ней и помогали добрым советом, ибо нам обоим известно, какими искушениями полон двор нашего обожаемого суверена.
Уверен, что Мадлен вам понравится: она рассудительная девушка и притом обладает незаурядным умом. Сестры монастыря Святой Урсулы высоко оценили ее успехи в учебе, выразив сожаление, что она не чувствует призвания к монашеской жизни. Действительно, единственное, в чем можно ее укорить, это в отсутствии снисходительности к тем, кто не настолько умен, как она, и в вызывающей тревогу склонности к причудам, к фантазиям. Моя супруга, впрочем, убеждена, что замужество положит этим причудам конец и превратит Мадлен в мягкую и отзывчивую женщину.
Я узнал от сестры, графини д'Аржаньяк, у которой собирается поселиться Мадлен, что Боврэ по протекции его жены вновь принимают в свете. Едва ли следует напоминать вам, что любые сношения с Боврэ категорически недопустимы. Нельзя позволить, чтобы кто-либо из бывших приятелей Сен-Себастьяна даже приблизился к ней. Простите мою настойчивость в этом вопросе, однако я вынужден повторить еще раз: будьте предельно строги, но уберегите мою дочь от. влияния этих людей.
...Ежели Мадлен пожелает выйти замуж, я умоляю вас удостовериться, зов ли это сердца или пустое желание возвыситься в свете. Слишком часто причинами брака становятся амбиции юных особ, а не глубокие чувства. Моя супруга поручила графине д'Аржаньяк подыскать Мадлен подходящего мужа, и, разумеется, я буду рад, если дочь удачно устроится. Но я не перенесу, если ее жизнь будет погублена, как у многих других. Я полагаюсь на вас: когда час настанет, загляните в ее сердце...
Во имя Господа, которому мы поклоняемся, который избавил нас от адского пламени и привел на стезю спасения, не обойдите дочь мою своими заботами и помяните меня в ваших молитвах. Имею честь оставаться вашим покорным слугой и почтительным кузеном,
Робер Марсель Ив Этьен Паскаль, маркиз де Монталье".
ГЛАВА 2
- Ах, Боже мой, граф! - испуганно воскликнула мадам де Кресси.- Вы всегда появляетесь словно бы ниоткуда! Сен-Жермен низко склонился над ее узкой рукой.
- Коль скоро вы снова с нами, сударыня, все прочее блекнет. Если бы я действительно мог возникать там, где хочу, я почел бы себя счастливым. Другого средства пробиться к вам через толпы поклонников просто не существует.
Де Кресси нервно рассмеялась.
- Вы очень любезны, граф. Но, как видите, кроме вас, рядом со мной никого нет.
- В таком случае я счастлив вдвойне. Сен-Жермен обвел взглядом заполненное людьми помещение.
- Я мечтаю поговорить с вами, мадам, но, кажется, здесь шумновато. Возможно, если мы отойдем в сторонку...
Мадам де Кресси, покорно склонив голову, направилась к нише, на которую указал граф. Ее широкие юбки зашелестели, как осенние листья. Ей очень шло атласное платье цвета морской волны, отделанное черной шелковой лентой; от чуть припудренных русых волос, уложенных в простую прическу, исходил аромат сирени. Наряд Сен-Жермена вполне гармонировал с отделкой платья Кресси. Камзол из черного шелка с парчовыми отворотами, узкие панталоны, черные туфли, чулки. Строгость его костюма подчеркивалась белизной кружевных манжет, обвивавших запястья. На пряжках туфель графа поблескивали бриллианты, жабо украшал рубин.
Деликатно поддерживая свою даму под локоток, Сен-Жермен не преминул шепнуть ей, что она чудо как хороша. Женщина только вздохнула.
- Вы так добры, граф, но зеркала уже мне не льстят. Даже муж заметил, как я переменилась. Боюсь, болезнь основательно подпортила мою внешность.
Она дотронулась до своего горла, невольно задев аккуратную мушку в виде миниатюрной скрипочки, соблазнительно подрагивавшую на алебастровой глади ее кожи.
- Вы действительно немного бледны,- согласился Сен-Жермен, поправляя манжеты.- Но бледность вам очень к лицу. В сочетании с цветом ваших волос и кусочками неба, поселившимися в ваших глазах, она делает из вас ангела. Смотрите, как завистливо поглядывает на вас маркиза де Сакр-Сассо.
Глаза графа остановились на ювелирно исполненной мушке.
- Оригинальная идея, мадам. Думаю, вы введете новую моду.
- Благодарю, граф,- ответила де Кресси с отсутствующим видом.- Ввести новую моду удается далеко не всегда...
Голос ее замер.
- Что с вами, мадам? - мягко спросил Сен-Жермен, когда молчание затянулось.
Мадам де Кресси вздрогнула и посмотрела на собеседника.
- Ничего, граф. Со мной все в порядке,- ответила она и деланно рассмеялась.- Просто в последнее время мне снятся тревожные сны.
- Это вполне естественно, поскольку вы еще не совсем оправились от недуга. Хотите, я дам лекарство, чтобы вам получше спалось?
- Вы? - быстро переспросила она и виновато потупилась.- Нет-нет, благодарю вас. И... как вы думаете, не пора ли к столу? Я, кажется, проголодалась.
Сен-Жермен вежливо улыбнулся. Он знал, что на самом деле женщине не хочется есть, но поклонился и протянул ей руку.
Вечер в отеле "Де Виль" был в самом разгаре. В бальном зале играл оркестр, там, казалось, колыхалось море цветов, там царствовали шелк, бархат, парча и атлас. Пена кружев, украшавших наряды танцующих, напоминала барашки волн. Соседний зал тоже бурлил, но несколько по-иному: там резались в запрещенную хоку. Лица игроков были по большей части напряжены, ибо на кон подчас ставились целые состояния. В других помещениях шла игра поспокойней, и заполнявшая их публика лучилась самодовольством, подобно горкам золотых луидоров, возвышавшимся подле элегантных крупье.
