«Он поехал всерьез, — решил Шедоу. — Теперь он войдет в историю как самый нахальный и ученый из всех шантажистов…»
— Это очень серьезно, Бобби, — продолжал Файтер. — Эвромату я верю, как самому себе, да и вы верите в эти машины. Положение более чем опасно. По прогнозу Эвро-5 красная черта может быть достигнута в считанные месяцы. И тогда цивилизация станет неуправляемой и рванется к самоубийству. Можете засадить меня в сумасшедший дом, можете приковать к электрическому стулу, но немедленно наложите вето на новые заряды. Свяжитесь с Москвой, с Парижем, с Пекином… Я уверен — это поймут все. Пусть приезжают в мой Эвроцентр и проверяют. Месяц, год, десять лет… Если я ошибся, пусть меня повесят или четвертуют. Но пока мой доклад не опровергнут, нельзя вывозить за заводские ворота ни одного ядерного снаряда. Иначе — конец!
Президент снова вздохнул. По-своему он очень ценил Файтера, в каком-то смысле преклонялся перед ним — в этом Шедоу был вполне уверен. Президент вздохнул о невосполнимой потере — на глазах ускользал от него умный и полезный человек, превращаясь в опасное — своими же достоинствами опасное! — чудовище, чудовище, с которым придется долго и упорно бороться, ибо что долгосрочней и расточительней борьбы с человеком, одержимым манией всеобщего блага!
— Вы толкаете меня бог знает куда, Джимми, — явно раздражаясь, сказал Президент. — Вы что, всерьез полагаете, что военно-промышленный комплекс можно остановить просто так — взмахом президентской руки? Что я объясню предпринимателям и рабочим? Чем откуплюсь от военного министерства, разместившего заказы на сотни, если не на тысячи новых ядерных единиц? Комплекс раздавит меня, как козявку, пытающуюся грудью затормозить курьерский состав. Это вам понятно или нет?
— Я прекрасно знаю, что разогнавшийся комплекс нельзя остановить мгновенно, но надо дать ему иную ориентацию, надо увести наш курьерский состав на другой путь. В рамках той же Эвро-5 разыгран ряд вариантов. В сущности, весь военный бюджет может быть поглощен мирными проектами. Отщепив одну только ядерную часть бюджета, можно создать пару космических городов и построить телескопы с космической базой для поиска контактных цивилизаций. Можно решить проблему голода…
— Джимми, вы всерьез взялись дурить мне голову, да? — резко перебил Файтера Президент. Вскочив с кресла, он крупными шагами стал мерять огромный кабинет. — Вы что, в игрушки пришли сюда играть, что ли? Я реальный политик, а вы, Джимми, вдруг решили сыграть роль великого мечтателя. Ах-ах! Перекуем мечи на орала! Перекуем, и плевать, каким станет мир через несколько лет — желтым, красным или зеленым… Вы поймите простую вещь, Джимми, благотворительность и воздушные замки никого не доводили до добра. А роль ваша вызовет симпатию лишь у толпы горлопанов, но вам никогда не зааплодирует человек реального дела! Вы вполне могли бы возглавить очередную демонстрацию фрондирующих щенков с размалеванными тряпками, однако из-за их воплей не была сломана ни одна ракета — вот в чем дело. Ни одна!
«Пленка с этой речью стоила бы ему гарантированного провала на следующих выборах, — подумал Шедоу. — Не похоже, чтобы этот Файтер вмонтировал в свой костюм записывающее устройство, но от человека, решившегося на шантаж правительства, можно всего ожидать, да, всего…»
Президент теперь уже молча мерял шагами кабинет, руки он вульгарно не для телекамер! — держал в карманах брюк, и в голове его проносились вовсе не нравоучительные мысли.
«Файтер подсовывает мне страшную бомбу. Если я пошлю его к черту, он найдет способ передать материал конкурентам, раззвонит обо всем в прессе. Если я опубликую этот материал от имени своей администрации, ракетно-ядерные короли в два счета свернут мне шею. Зашатается биржа. Акции сотен и даже тысяч предприятий, связанных с войной, полетят вниз, а из ворот хлынут новые толпы безработных, и никто из этих людей — от члена совета директоров до последнего уборщика — не захочет отдать за меня свой голос. Приказ, которого требует этот тип, приведет к молниеносной дестабилизации всей экономики. Кто клюнет на шутовские обещания разместить заказы на монтаж орбитальных городов? Кому нужны эти поселения в вакууме, висящие на миллиардных потоках, хлещущих из карманов налогоплательщиков? Похоже, этот парень загоняет меня в угол…»
И тут Шедоу решил немного разрядить ситуацию. Пора, иначе не миновать последующей грозы, и вместо сладкой недели с Мэри выйдет что-нибудь жуткое и невероятно нервотрепное…
— Слушайте, мистер Файтер, — сказал он самым нейтральным тоном. Лично я верю в истинность ваших слов, но хочу, чтобы вы правильно поняли реакцию моего шефа. Я расскажу вам быль. Совсем недавно к Бобу пробрался один сумасшедший мультимиллионер. Не буду называть его — вы либо догадались, либо вскоре догадаетесь, о ком речь… Так вот, указанный столп общества сбрендил на летающих тарелках — этих самых НЛО. Ему чудились контакты третьего рода — якобы пришельцы приходят к нему целой делегацией и предлагают вступить в контакт с землянами, причем непременно через одну из его фирм. Здорово, а?
Шедоу глотнул апельсинового сока и с удовольствием убедился, что Президент прислушивается к его словам и носится все медленней.
— Но дело не в этом, — продолжал он. — На тарелках свихиваются уже много десятилетий — ничего оригинального. Не оригинально и то, что в нормальном состоянии парень понимал, что тарелки с пришельцами ему просто мерещатся. Но несмотря на это, придумал он воистину блестящий ход. Он проник к Бобу и предложил — давайте я публично сообщу, что моим голосом с Землей говорят инопланетяне, и они, эти зеленолицые, велят нам немедленно и полностью разоружаться. Я, заявил этот псих, построю за свой счет действующую модель летающей тарелки, организую абсолютно правдоподобные видеозаписи, если понадобится, заставлю летать над всеми континентами целую эскадру тарелок… А вы, мистер Президент, сделайте только вид — только сделайте вид! — что имеете какие-то секретные подтверждения моих слов. Москва увидит, что мы разоружаемся и прислушается, все прислушаются, испугавшись пришельцев. И мы с вами, мистер Президент, прославимся в веках как величайшие миротворцы — вот что он заявил!
Файтер усмехнулся и пригубил остывший кофе.
— Вы специально рассказывали мне эту байку, мистер Шедоу, не так ли? спросил он и взглянул на часы. — Вы хотите, чтобы я доказал, что я не сумасшедший миллионер?
— Ну что вы, что вы! — отпарировал Шедоу. — Разумеется, вы не сумасшедший миллионер, вы — ни то, ни другое. У вас, Файтер, нет ни миллионов, ни шизофрении, зато у вас есть типично технократическая убежденность, что мы тут дурака валяем и не можем решить детскую задачку о разоружении… И вы, милостиво оторвавшись от возни с вашими покладистыми эвроматами, демонстрируете нам, как можно решить эту задачу за одни сутки. Вы умны и не предлагаете разыграть примитивный международный блеф. Вы не пытаетесь изобразить себя рупором Господа Бога или инопланетян, нет! Вы ходите с главного козыря нашего времени — с изобретенного вами эвромата. Пусть вещает беспристрастная машина, пусть те, кто равнодушно вслушивается в человеческие вопли, кого не убеждают тени на хиросимском мосту Айои, пусть они падут ниц перед рожденным мною интеллектронным божеством — вот на что вы рассчитываете! Пусть они, эти властолюбцы, испугаются красной черты, за которой власть и акции, и все такое — прах. Но ваш эвромат не способен моделировать таких, как Боб, такие удержат мир от взрыва, даже вдвое увеличив ядерный потенциал…
