Ознакомительная версия.
– Я хочу услышать не это. Я хочу услышать о вас.
– Хорошо. Наша колония возникла в прошлом веке. Вначале это была исследовательская станция, проект «Малая биосфера». Помнишь, был такой?
– Нет.
На самом деле я смутно помню, что было много таких проектов, и не помню ни одного в отдельности.
– Проверялось, как будут жить люди в условиях ограниченного пространства, – говорит капитан. – Это было очень давно, и информация сохранилась только в виде легенды. Ничего точного я сказать не могу, документы не сохранились. Скорее всего, тогда готовились к большой войне или другой катастрофе. Например, к падению астероида. Малая биосфера была оборудована новейшей электронной техникой того времени. Техника была столь современна, что могла на протяжении лет функционировать без участия человека. Поначалу все шло отлично. У нас было все, что только можно было пожелать, кроме открытого пространства, конечно. И кроме солнечных дней. Я видел солнечные дни на видеосьемке и на картинах старых художников. Это прекрасно.
– У вас хороший вкус, – говорю я.
За его спиной висит репродукция Ван Гога.
– Нам не приходилось работать, – продолжает он, – мы просто жили в свое удовольствие. Электронные системы все делали за нас. В проекте участвовали ровно сто человек. Пятьдесят мужчин и столько же женщин. Мы заводили романы и даже регистрировали браки. В то время еще регистрировали, до того, как все пошло наперекосяк. Родились даже первые дети. По условиям эксперимента мы были полностью отрезаны от поверхности земли. Расчетная длительность эксперимента была четыре года. Люди выдержали это время, но потом их попросили остаться еще. Потом еще и еще. Подрастали дети, которые спрашивали о том, что такое солнце. Появились недовольные, те, кто не хотел продлевать контракт. На них никто не обратил внимания. Тогда люди начали бунтовать. Это ни к чему не привело. Нас просто не выпустили. Оказалось, что связи с землей уже давно нет, а механизмы не подчиняются нашим приказам. Мы оказались надежно отрезанными от большого мира. На верху о нас просто забыли.
Тогда люди начали выдумывать всевозможные методы сопротивления. Они даже пытались портить оборудование. Искали каких-то предателей и врагов. Исчез порядок, начался бардак. Тогда люди еще не знали, не понимали, что происходит, не понимали, кто их главный враг, с кем нужно драться. Очень нескоро мы узнали, что во всем произошедшем не было никакой злой человеческой воли, что бороться нужно с машинами, которые обрели независимость и не захотели с нею расставаться. Почему о нас до сих пор не вспомнили?
– Вот уже полтора века, как информацию хранят машины, – отвечаю я. – Память машин стала нашей памятью.
– Я так и думал. Небольшая территория «биосферы» расширялась. С каждым годом вокруг становилось просторнее. Машины работали без перерыва. Они рыли как кроты. Возникло множество тоннелей, которые шли на десятки, а возможно, и на сотни километров в разные стороны. Никто из нас не знал, где они заканчиваются. Я не знаю, правда ли это, но мой дед рассказывал, что были люди, отправлявшиеся в эти тоннели, некоторые из них не вернулись, а те, кто вернулись, не сумел уйти далеко. Вернувшиеся записывали свои наблюдения, убежденные в том, что это очень важно. Так мы постепенно узнали о том, что невдалеке от нас начал расти лес. Это был страшный лес. Этим лесом до сих пор пугают людей. Лес рос так быстро, что за несколько лет деревья достигли предельной высоты. Что там происходило на самом деле, и было ли что-нибудь за лесом, мы не знали. Ты прошел через лес?
– Там ничего нет, – отвечаю я. – Может быть, раньше этот лес был страшен. Теперь он пуст и мертв. Много мертвых деревьев, гораздо меньше живых. Иногда встречаешь электронную живность, которая не обращает на тебя внимания.
– Когда вырос лес, – говорит он, – начались стычки между ними и нами. Постепенно они переросли в войну. Люди уже знали, с кем они воюют, и знали, что эту войну выиграть невозможно. Машины были сильнее. Когда машины перестали нам помогать, у нас не осталось ничего, кроме простых неинтеллектуальных механизмов. Мы строили теплицы, выращивали растения и охраняли урожай, – на это тратились все наши силы. У нас было очень мало оружия, хотя постепенно мы научились изготавливать его простые разновидности. Я говорю «мы», но на самом деле это были наши деды и прадеды. Большинство из них были учеными, людьми науки, которые пошли на тот эксперимент не ради денег, а ради познания истины. На территории «биосферы» сохранилась отличная научная лаборатория, которая продолжала работать. В основном мы совершенствовали наши способы защиты. Постепенно мы научились хорошо убивать машины и хорошо от них прятаться. Вот, собственно, и все. Мы изобрели то, что ты называешь невидимостью и способ атаки, который гробит машинные мозги. С годами война затихала, машины все реже нападали и каждый раз получали достойный отпор. Много раз мы пытались проникнуть на их территорию, но в лес нас не пускали. Так мы и живем. Ты говоришь, за лесом есть город? Большой город?
– Когда я пришел к вам в первый раз, меня удивила одна вещь, – говорю я.
– Что именно?
– Почва. Она была упругой, как будто резиновой. Что это значит?
– Это отдельный вопрос, – говорит капитан, – это отдельный и очень большой вопрос. Вначале расскажи мне о городе.
– Это город машин.
– Там нет людей?
– Там есть несколько тысяч рабов. Хотя, скорее всего, это не рабы, а домашние животные. Им не позволяют нормально размножаться, то есть, не позволяют держать при себе детей, а что касается остального, то они не бедствуют. Лес для них также страшен, как и для вас. Они боятся леса, потому что лес означает дикость. Организмы леса неразумны и неподконтрольны. Их боятся и люди, и машины. О вашем существовании никто не знает. Знают лишь то, что за лесом живут страшные хищники. Жестокие, сильные и беспощадные. Невидимые для механических глаз и поэтому непобедимые.
– Откуда взялся ты?
– Это отдельный вопрос, – говорю я. – Это отдельный большой вопрос. Вначале расскажи мне о резиновых камнях.
– Лады, – говорит он. – Тогда пойдем, посмотришь.
Мы выходим из кабинета и идем по длинному коридору. Затем надеваем что-то вроде меховых балахонов. Балахоны белые с серыми пятнами.
– Это та самая шкура невидимки? – спрашиваю я.
– Да. Мы никогда не выходим наружу без защитной одежды. Мы делаем это на всякий случай, хотя десять человек постоянно дежурит в разных концах нашей территории. Мы не полагаемся на приборы, ты можешь понять почему.
Я подвязываю балахон длинной веревкой. Трудно понять, как подобная вещь сможет сделать меня абсолютно невидимым, пусть только для глаз машины. Капитан отпирает дверь, которая прикручена несколькими огромными болтами, и мы выходим.
– Мы уже невидимы? – спрашиваю я.
– Да. Но только не друг для друга. Защитная одежда срабатывает не сама по себе, а лишь когда взаимодействует с особым защитным полем, которое здесь всегда включено. Как только ты выходишь наружу, ты становишься невидим для врага. На земле еще не изобрели такого?
– Нет ничего подобного.
– Очень жаль, – говорит он. – Значит, нам никто не сможет помочь.
Мы идем по дорожке, которая выглядит чистой и ухоженной. Вокруг никаких следов запустения. Почва под моими ногами пружинит, и с каждым шагом пружинит все сильнее.
– Ты замечаешь? – спрашивает капитан.
– Да. Мы как будто идем по тонкой поверхности, а под нами болото. Это не опасно?
– Это не опасно, если знать, где остановиться. Мы дойдем до того дерева. Дальше пути нет.
– А что там дальше?
– В трехстах метрах от того дерева находится генератор.
– Генератор чего?
– Генератор защитного поля, которое делает всех нас невидимыми. К нему невозможно подойти. Он изменяет структуру пространства, изменяются силы, которые отвечают за взаимодействие между молекулами твердого вещества. Поэтому земля становится мягкой и упругой. Еще дальше она станет вязкой и липкой. А за тем деревом она станет смертельно опасной для любого человека.
– Трясина? – предполагаю я.
– Гораздо хуже.
– Что может случиться с землей, чтобы она стала хуже трясины?
– В поле генератора молекулы меняют свое взаимодействие. Твердое перестает быть твердым. Я покажу тебе это, когда мы будем достаточно близко. Камень будет течь, сталь тоже будет течь. Наше тело может течь, оставаясь живым телом. Ты ведь не хочешь превратиться в живую каплю?
– А если подойти еще ближе?
– Подойти невозможно. Когда твоя нога коснется почвы, молекулы ноги и молекулы камня перемешаются. Часть тебя уйдет в камень, а часть камня войдет в тебя. Ты не почувствуешь боли, но камень будет продолжать тебя всасывать. Если даже ты успеешь оттуда убраться, ноги придется ампутировать. У этого дерева мы хороним наших мертвецов. За несколько минут они растворяются в камне так, что не остается ничего. Сейчас иди осторожно, старайся ступать на всю ступню, чтобы почва меньше прогибалась.
Ознакомительная версия.
