кулаком в лицо, и ее верхняя губа разорвалась. Вкус жареного мяса смешался со вкусом собственной крови. Настя жевала и глотала, а повар все заталкивал и заталкивал в нее школьные обеды, продолжая бить по лицу, если Настя вдруг отключалась и не могла принять новую порцию еды.
Увидев за спиной повара Сашку, замахивающегося тем самым ножом, Настя не поверила своим глазам. Петров со всей силы рубанул по сидящему на девушке Семену Андреевичу, а потом, уперевшись в его спину ногой, вытащил нож из шеи и ударил снова, но с другой стороны, да так, что в этот раз нож не застрял в мертвой плоти, а прорезал ее. После третьего удара повар поднялся, и голова его держалась на месте лишь благодаря позвоночнику. Четвертым ударом Саша вогнал лезвие ему между позвонками, а пятым (когда мужчина уже повернулся к Петрову) парень снес голову повару, и та, упав и сделав пару оборотов, укатилась к духовке. Но отсутствие головы не остановило мужчину, а лишь нарушило его координацию. Управлять телом, глядя на него со стороны отрезанной головой, видимо, было непривычно, и повар махал кулаками, пытаясь попасть по Саше, но каждый раз промахивался. Петров, подловив момент, схватил Семена Андреевича и подножкой опрокинул его на пол. Настя к этому моменту уже стояла возле окна, опираясь на подоконник. Сашка подошел к ней, открыл окно и разорвал москитную сетку. Повар неуклюже пытался встать, но из-за нарушения координации, сумев лишь подняться на колени, завалился на бок.
– Лезь, – произнес Петров, указывая на окно.
Настя, кое-как пытаясь собраться с мыслями, высунулась в окно и, не веря в спасение, перевалилась на улицу. Упала на землю спиной, но боли не ощутила. Сашка вылез следом и помог девушке встать. Он подхватил ее на руки и будто невесту понес через школьный двор, минуя гравитационную аномалию, к лавочке возле турников и брусьев. Сашка шел во тьме, ориентируясь по остаткам памяти. Когда асфальт под ногами закончился, Петров, споткнувшись, переступил через бордюр и оказался на земле. Ему пришлось поставить Настю на ноги, а самому достать из кармана телефон и включить фонарь. Саша, освещая школьную площадку, нашел лавку и валкой походкой направился к ней.
* * *
Петров сел на скамейку, а следом села и Настя. Парень положил телефон на землю себе под ноги так, чтобы фонарь освещал их лица. Настя смотрела на Сашу, который вытащил из кармана пачку сигарет, достал оттуда одну штуку и прикурил.
– Физрук дал, – без интонации произнес Петров будто не своим голосом. – Бегал, бегал… а я подошел и спросил покурить. Он отдал всю пачку.
Настя обняла Сашу и положила голову ему на плечо. Девушка больше не плакала. После всего, что с ней случилось за этот долгий день, она уже не могла как-то эмоционально реагировать на что-либо. Всему есть предел.
– Что с нами будет? – спросила она.
Петров затянулся и выдохнул.
– Будешь курить? – протянув пачку, предложил Саша.
Настя, не поднимая головы с плеча Саши, молча вытащила сигарету и зажала ее опухшими разбитыми губами. Петров поднес зажигалку, дав девушке прикурить.
– Я умер, – сказал он, – а так хотел дождаться вместе с тобой.
– Ты и так со мной. – Настя выдохнула дым и поперхнулась, но не закашляла.
– От меня уже ничего не осталось.
– Что ты чувствуешь?
– Чувствую тебя рядом с собой.
Настя лежала на плече у Петрова и смотрела на светящиеся окна первого этажа школы.
– А я чувствую тебя, – ответила она.
«Ценить мгновения жизни». – Настя вспомнила слова Саши. Ей хотелось, чтобы эта сигарета никогда не закончилась (хотя она и не курила до этого… так… иногда баловалась). Сидеть вот так на школьном дворе, обнимаясь, и курить, глядя сквозь тьму на школу… А что, если это последний счастливый момент? Если все, что будет происходить дальше, окажется хуже того, что есть в данную минуту?
«Как мне начать ценить эти мгновения? – думала девушка. – Как отстраниться от всего ужаса? Еще утром я позавтракала и спокойно отправилась в школу, а сейчас сижу в обнимку с мертвецом и жду взрыва Солнца».
Они просидели на лавочке минут двадцать. Настя пару раз пыталась заговорить с Петровым, но он молчал. Выкурили еще несколько сигарет, а потом звезда, раздувшись, приняла Землю в свои объятия. Небо загорелось, переливаясь волнами раскаленного газа, который не передавал тепловую энергию планете. Поднявшийся ураган поломал деревья, выбил стекла в домах, но бушевал он недолго. Самая масштабная катастрофа за всю историю Земли закончилась, не успев начаться. На улице стало светло. Линия Солнца на небе исчезла. Настя лежала у забора школьного двора, ее погребло под кучей городского мусора вперемешку с ветками и листьями. Она изо всех сил пыталась сделать вдох, но атмосфера, сорванная с поверхности планеты, безвозвратно улетела в пространство открытого космоса. Вместо голубого неба Настя, стоя на коленях и задыхаясь, корчась в агонии, видела черноту. Девушка пыталась кричать, но в вакууме сделать это было невозможно. Она открывала рот, будто рыба, выброшенная на берег.
Исчезли все звуки. Наземная жизнь угасала. Настя начала опухать из-за отсутствия внешнего давления. Слюна на ее языке закипела и испарилась. Вопреки всем мифам о том, что будет с человеком в открытом космосе (а Настя, стоя на земле в отсутствие атмосферы, по сути, и находилась в условиях открытого космоса), девушка не замерзла моментально, ведь чтобы замерзнуть, нужно отдать тепло, а отдавать его нечему, так как в вакууме нет материи, соприкасающейся с ее телом. Настя не лопнула, потому как ее внутреннее давление было уравновешено с внешним, чего, конечно же, не было достаточно для того, чтобы разорвать человеческую плоть. Ее кровь не закипела из-за вакуума, так как кровеносная система изолирована и имеет свое внутреннее давление. Кровь текла по венам так, как и прежде. Настя промучилась всего тридцать секунд, потому что выдохнула в самом начале с криком весь воздух. Потеряв сознание из-за гипоксии, она оставалась жива еще около минуты, а потом сердце ее перестало биться, а электрические импульсы в мозге угасли.
ЭПИЛОГ
В безмолвии земного вакуума, в мире тишины и смерти Настя осознала себя лежащей лицом на промерзшей земле. Открыв глаза, девушка пыталась вспомнить, что с ней произошло. В памяти она видела Сашу с цветами, которые он подарил ей на Восьмое марта, ощущала нежные прикосновения к талии, и медленный, пусть и корявый, танец в спальне, когда Петров остался у нее ночевать. Девушка видела образ института – огромного здания с башней посередине, свою жизнерадостную маму, рассказывающую какую-то
