– И все-таки почему ты мутант? – Кекс рискнул вызвать спутника на откровенный разговор.
– Я родом из Припяти, – буркнул Псих. – И мне скоро шестьдесят лет.
Кекс даже запнулся.
– С-сколько?
– Шестьдесят. В двадцать шестом как раз исполнится. Когда в апреле восемьдесят шестого чернобыльская рванула в первый раз, мне было двадцать, и я только-только вернулся из Афгана. Двадцать пятого апреля я попал под грузовик, дома, в Припяти. Это последнее, что я помню из прошлой жизни. По всей видимости, я шел в кому, а когда рванула атомная станция и объявили эвакуацию, меня просто бросили в больнице. Я лет сорок провалялся тут, в Зоне! Понимаешь? Не сдох, как должен был, и даже не постарел. Года два назад, чуть больше, я почему-то очнулся. Понятное дело, не дождался врачей, поэтому посдирал с себя датчики, дыхательную маску и вышел в город. Прикинь, каково мне было, а? Людей нет, мертвяки одни. Город в запустении. Я чуть с ума не сошел! А потом чуть не сошел с ума вторично, когда узнал, какой на дворе год, уже когда из Зоны впервые выбрался. Так что сам решай, мутант я или нет.
Кекс, вполне предсказуемо ошеломленный этим признанием, даже не нашелся сразу что сказать.
– Ни фига себе, – пробормотал он и умолк.
«Вот что значило – воевал, только не в Чечне, а немного дальше… – подумал Кекс. – В каком году из Афгана войска выводили-то? В девяностом, что ли? Вроде даже раньше. Кто там воевал, почти все уже пенсионеры…»
– Наверное, вам следует знать, – продолжил Псих. – Меня не трогают существа Зоны. Никакие. Ни кровососы, ни псевдоги ганты, ни даже химеры. Если бы не это, я бы недалеко от больни цы под Припятью ушел, сами понимаете. Без оружия-то.
«И еще один ответ», – в голове Кекса складывалась четкая картина, объясняющая все несуразности, связанные с Психом и теперешним выходом. И почему Псих не берет в Зону много па тронов, и как они умудрились дойти до Агропрома, практически не стреляя по собакам и прочей местной живности, и даже причи на, по которой Псих легко узнает давно забытую всеми певичку ‹ плаката конца прошлого века.
История Психа, безусловно, странная и невероятная, все это идеально объясняла. Но поверить Психу все равно было очень и очень трудно.
«Зона, – подумал Кекс с неожиданным ожесточением. – Вес она…»
По дороге они шли минут сорок. Пост автоинспекции прибли зился, вырос в размерах; теперь стало отчетливо видно, что в нем целы все до единого стекла, зато электрические провода, тяну щиеся от ближайшего столба, густо поросли рыжим мочалом. Под его тяжестью провода провисли, рыхлая бахрома свисала чуть не до самого асфальта и лениво шевелилась на легком ветру.
– Под проводами не ходить, – буркнул, не оборачиваясь, Псих. – В прошлый раз тут Чижик гробанулся. Я с другой стороны шел, не успел предупредить. От него даже пылинки не осталось.
Кекс мрачно промолчал. Если сама дорога все еще казалась безопасной, то обочины перестали ему нравиться минут пять назад. Справа, где располагалась их цель, угадывалось какое-то смутное дрожание воздуха, как над недавно сработавшим разло мом, но это был точно не разлом. Из разлома такого размера пых-нул бы такой факел, что асфальт размяк бы и до сих пор оставался горячим. А тут ничего, прохлада, как и везде вокруг. Псих на это дрожание даже бровью не повел, прошел мимо, как будто и нет ничего. Кекс опасливо покосился и принял было левее, но Псих, опять-таки не оборачиваясь, велел:
– Вернись на осевую. Вдоль нее безопасно.
И Кекс не посмел ослушаться. Батон, ясное дело, тоже.
Они прошли мимо проводов с мочалом. Кексу почудилось, что длинные рыжие нити чуть-чуть качнулись в их сторону, как подвешенная железка к поднесенному магниту. Но было ли это в самом деле так или только казалось – неизвестно.
Теперь двухэтажный пост был справа от них. Псих остановился, по-прежнему не сходя с середины дороги, повернулся к посту лицом и принялся что-то пристально разглядывать. Скорее всего он одновременно и «прощупывал» окрестности, по-своему, но на сей раз Кекс не ощутил этого. Совсем.
– Так, – сообщил Псих вскоре. – Вход вообще-то справа, но там мочало висит. Туда не пойдем. Пойдем слева. Придется бить стекло.
– А тебе стекла жалко, что ли? – удивленно буркнул Кекс.
– Стекла мне не жалко. Но лучше бы все-таки в дверь, – ответил Психи по-простецки шмыгнул носом.
«Шестьдесят лет, мамочки мои! – подумал Кекс о спутнике. – Он ведь Брежнева должен помнить! И перестройку, и дикие девяностые… Хотя стоп, перестройку и девяностые он не помнит, потому как в коме валялся. А вот Брежнева все-таки должен помнить. Спросить, что ли?»
Решил не спрашивать. Не очень удачный момент, как ни крути. К тому же Псих начал действовать.
– Так, – решительно сказал он. – Батон, ты пушку свою перезарядил?
Отмычка нечленораздельно промычал, но по интонации можно было не сомневаться – да, перезарядил.
– Молодца. Как я дойду до угла, двигаешь следом. Только медленно, медленно, мочало резких телодвижений не любит.
– А то я не знаю, – огрызнулся Батон.
Одергивать его Псих почему-то не стал. Вместо этого крадущимся шагом пересек дорогу, достиг угла и прижался к стене с западной стороны, если смотреть с дороги – то слева. Мочало, соответственно, росло справа, и от опасности Психа отделяло здание поста.
– Батон, пошел! – скомандовал Псих.
Отмычка переместился к стене и встал рядом с Психом, даль ше от дороги.
– Теперь ты, Кекс!
Кекс повторил маневр, но ему к стене прижаться было про блематично: между углом здания и боковым окном помещались только Псих с Батоном, Кексу места уже не хватало.
– Батон, ступеньку! – продолжал командовать Псих.
Отмычка послушно согнулся. Псих мигом вскарабкался ему на спину коленями, потом встал в рост – было видно, что Батон ощутимо напрягся. Но в следующую секунду Псих переступил со спины на подоконник, и Батону сразу полегчало.
– Ух ты, – сообщил сверху Псих. – Да тут открыто!
Он толкнул форточку до упора, по пояс влез внутрь, дотянулся до нижнего запора и повернул его, а затем и окно распахнул, словно дверь. И вошел внутрь, ступив на пыльный стол, покрытый полуистлевшей бумажной скатертью.
Им повезло: в старом здании стояли старомодные деревянные окна. Будь здесь обычные стеклопакеты, так легко внутрь поста они ни за что не проникли бы.
– Кекс, за мной! Батон – остаешься снаружи у окна. Только за углы не суйся, целее будешь.
– Ступеньку! – вздохнул Кекс и полез отмычке на закорки.
Пока Кекс забирался в окно, Псих осмотрел комнатную дверь, немного выждал и медленно отворил ее. Открылся темный и такой же пыльный, как и комната, коридор. Добыв фонарик, Псих выскользнул за дверь, предварительно поманив Кекса за собой.
