Рита поняла наконец, что Рикошет не шутит. У нее захватило дух. У девушки был кое-какой опыт в интимной сфере. Леша недолго присматривался к Рите, например – увидев девушку на пикнике, парень принял водки для храбрости и уже через полчаса лапал ее в соседних кустах, а переспал с ней в тот же вечер в своей машине, у самого крыльца Ритиного дома – он предложил подвезти девушку после пикника…
Но на этот раз все было так необычно. Не было предварительных осторожных приставаний, они оба были трезвые (ну, что такое бутылка пива на двоих?), и, что немаловажно, наедине. Никогда раньше Рикошет не заигрывал с ней, держась дружелюбно, ровно… Рита вдруг ощутила свою власть над этим огромным телом, хотя сидела минимум в метре от Рикошета, и ее бросило в жар. Она вскочила со стула и попятилась назад. Рикошет не двинулся с места, только закрыл глаза рукой.
– Да в курсе я, – пробормотала Рита. – Я тебе что предлагаю. Я тут знаю одну девушку. Анечку. Она специалист по интимному массажу и вообще.
– Мастерица хорошего настроения, – сказал Рикошет, не отнимая руки от лица.
– Типа того, – сказала Рита. – Только надо будет заплатить. Рикошет, у тебя еще деньги остались?
– Посмотри, кошелек на тумбочке, – сказал Рикошет.
Кошелек оказался на резной этажерке. Бабушка не раз с гордостью говорила Рите, что эта этажерка пережила немецкую оккупацию. Обычно старушка добавляла: «И еще нас с тобой переживет!». Рита открыла кошелек. Там оказалась фотография мужчины, с хитрым монголоидным лицом, покрытым сеткой морщин. «Отец, что ли? Или очень старший брат…», подумала Рита и с сомнением посмотрела на Рикошета. Внешность музыканта заставляла вспомнить строчку из популярной песни: «Штандартенфюрер Штирлиц – истинный ариец». – «Вроде не похож». Кроме фотографии, в кошельке было сто рублей и несколько стодолларовых банкнот.
– Хватит, – сказала Рита.
– А не знаешь ли ты Санечку, которому можно было бы так позвонить? – пробормотал Рикошет.
Ответом была тишина. Рикошет резко сел. На лице у Риты он, против ожидания, обнаружил не ужас и отвращение, а бесконечное изумление.
– Забудь, – сказал он быстро. – Я пошутил.
Рита справилась с собой.
– Я думаю, – сказала она очень серьезно. – Что если им объяснить… То они кого-нибудь найдут.
– Надо же, – проворчал Рикошет. – Кто бы мог подумать, что такое благо цивилизации, как эскорт-сервис, добралось уже и до самой глубинки…
– Про эскорт… чего-то там я ничего не знаю. Так звонить?
Рикошет молча взял из рук девушки раскрытый кошелек.
– Не надо, – сказал он. – Я передумал.
Увидев фотографию, он вынул ее и разорвал.
– А чего так? – сказала Рита.
Он встал, подошел к печке, открыл ее и бросил туда клочки. Он чувствовал, что девушка смотрит ему в спину, ожидая ответа.
– В своей жизни, – сказал Рикошет. – Я заплатил за любовь всем, кроме денег. А эти деньги, тем более, мне тяжело достались.
Он поднял стоявший на плите старинный электрочайник с двухметровым проводом и нагревательной спиралью, занимавшей внутри пол-чайника, чуть качнул его на руке.
– Чаю хочешь? – спросил он.
– Да, – сказала Рита.
Он долил воды, сунул вилку в розетку и уселся на диван.
– Рикошет, – спросила Рита, помолчав. – Ты сейчас предлагал мне потому, что подумал, что я догадалась?
Рикошет усмехнулся:
– Да вы, девушка, я смотрю, тоже горазды предложения садить.
– Ответь.
– Нет, – сказал Рикошет. – Я подумал, что ты меня хочешь.
Брови Риты медленно поползли вверх.
– Но ведь ты… тебе…
Рикошет усмехнулся:
– Послушай, Рита. В жизни и так очень мало счастья. И если я вижу, что я могу дать его человеку… пусть ненадолго… я даю.
Чайник зашумел. Рикошет не собирался его кипятить, а только подогреть. Он наклонился и выдернул провод из розетки.
* * *
Грин покачал головой.
– Вот это да, – сказал парень. – А я-то думал, что они все ходят в платьях, разговаривают тонкими голосами: «милый… противный» и норовят мужиков за задницу схватить…
Рита засмеялась.
– Ты путаешь с трансвеститами, – сказала девушка. – На самом деле, я думаю, не каждый, кто одевается в женское – голубой. Это что-то другое.
Рома в этот момент вспомнил фразу Рикошета: «Нас ебут, а мы мужаем». В свете Ритиной истории она приобретала несколько другой смысл.
– Я никому про это не рассказывала, Вичке только, – продолжала Рита. – Я была так потрясена, надо было с кем-то поделиться. Так что уж и ты молчи, пожалуйста.
– И давно она знает? – спросил Рома с неподдельным интересом.
– С осени.
Грин покачал головой и сказал задумчиво:
– А мне Вика про его нетрадиционную ориентацию ни разу даже пол-намека не сделала. Все-таки кое-что она понимает, значит… Слушай, Рита. Я сейчас задам тебе один вопрос, только ты, пожалуйста, сразу меня ногами по лицу не бей.
– Даже интересно. Ну, спрашивай.
– Вы с Гариком анальным сексом занимаетесь?
Рита вздохнула.
– Ишь, какие ты слова-то знаешь… Нет.
– А он тебя когда-нибудь просил об этом?
– Просил? Когда-нибудь? – повторила Рита. – Да он меня задолбал уже с этим.
– И ты отказываешься?
– Пока да. Не то чтобы я такая моралистка, просто, понимаешь, если мне вдруг не понравится, я больше не смогу с ним спать вообще…
Рита осеклась.
– Боже мой! – выдохнула она.
* * *
Гарик сел, свесил ноги с края тахты. Взял с тумбочки сигареты и закурил. Рикошет видел, как смутно белеет в темноте его обнаженная спина.
– Я не Алик, я Гарик, – сказал он, затягиваясь.
Рикошет сел, обнял его за плечи. Затем взял сигарету из его рук и тоже затянулся.
– Извини.
– А…
– Он погиб почти год назад, – сказал Рикошет, возвращая сигарету.
– Прости, – помолчав, сказал Гарик. – Я хочу тебя попросить…
Рикошет лег на обратно на тахту.
– Мое настоящее имя?
– Да. Я никому не скажу, клянусь, – сказал Гарик и добавил: – Я иногда буду тебя так называть … когда мы будем здесь…Если ты не против…
Рикошет неохотно ответил:
– Эмиль.
Гарик вскочил так резко, что чуть не опрокинул тахту.
– «Так звали юношу, которого жестокая девушка заставила бежать от любви»? – с черной яростью в голосе произнес Гарик.
Рикошет молчал. Гарик вышел из каморки, и Рикошет слышал, как он одевается.
– Ключи на тумбочке, – сказал Гарик, задыхаясь. – Завтра в ДК отдашь.
Хлопнула дверь.
Лежать одному было холодно. Рикошет пошарил по полу около тахты, нащупал свой свитер и одел его. Потом лег на спину. Хотя он был совершенно один в полной темноте, он закрыл лицо рукой.
Он не думал, что сможет заснуть. Хотел закурить, вспомнил о своем сердце и не стал.
