Сергей Минцлов - Царь царей...

— Мы были отравлены какими-то газами! — сказал Павел Андреевич шедшему позади Михаилу Степановичу.

— Вероятнее всего, углекислотой. Еще немного — и не увидали бы мы с вами никого из них! — он кивнул головой на спутников.

Подъем продолжался бесконечно. Трещины на полу и на стенах исчезли совершенно. Бурые и красные слои песчаника стали прорезываться полосами базальта; наконец проход, местами несомненно пробитый руками человека, превратился в узкую и высокую естественную щель в сплошной черной массе базальта.

— Господа, а ведь стены-то совершенно холодные! — заявил Михаил Степанович.

— Я чувствую течение воздуха… — заметил Иван Яковлевич.

— И свежего! — добавил палеонтолог, останавливаясь и жадно дыша всей грудью. — Боже, как хорошо!

Михаил Степанович обогнал значительно больше, чем он, истомившихся товарищей и почти бегом пустился вперед.

— Счастливчик! — проговорил вслед ему палеонтолог.

— Я завидую ему: как он еще молод!

Громкий крик послышался спустя некоторое время из тьмы впереди.

Путешественники бросились на помощь к товарищу.

Крик повторился, и в то же мгновенье вдали показался огонек фонаря Михаила Степановича. Он крутил им в воздухе, рискуя ежесекундно разбить его вдребезги о стену.

— Урра! — неистово крикнул Михаил Степанович, завидев встречный огонек. — Господа, мы спасены! Ура!

Он повернулся и исчез опять в темноте с тем же далеко отдавшимся криком.

Усталость отлетела от путешественников; как окрыленные, дружно бросились они вперед, теснясь в узкой расщелине.

За первым же поворотом дальнейшие услуги фонарей оказались излишними: слабый свет брезжил в проходе, обрисовывая выступы и неровности стен; еще несколько минут, и путешественников обдала волна света: они очутились в довольно большой, походившей на храм буро-красной пещере; с правой стороны от них в имевшее вид готического окна отверстие синело небо.

Михаил Степанович стоял у окна.

Путешественники подбежали к нему; перед ними развернулась необъятная даль; на неизмеримой глубине внизу ширилась зеленая степь; горы, встававшие местами на ней, казались курганами. Ближе к скале, вмещавшей пещеру, чернела базальтовая площадь, вся изрытая впадинами; на ней синела узкая как лента горная река, по берегу которой прибыли путешественники; маленькими пятнышками на зеленом фоне белели две палатки их. Чистый прохладный воздух вливался в пещеру потоком.

Восторг охватил путешественников. Небо, солнечный свет, зелень травы — все казалось ярким, бесценным и новым. Будто выпущенные на свободу узники, с истомленными, землистого цвета лицами, они кинулись в объятия друг друга, жали друг другу руки и поздравляли со свободой.

Главное наслаждение для всех был воздух; никто не мог вдоволь надышаться им.

— Настоящий ведь, настоящий-с! — твердил палеонтолог, расстегнув на себе все, что было возможно, и заняв своей тушей всю ширину окна.

Несколько овладев собой после приступов радости, Михаил Степанович отправился со Свиридом Онуфриевичем отыскать наружный выход из пещеры. Вглядываясь в каждый закоулок, медленно обошли они стены и встретились у противоположной окну.

Выхода не было. Зато отыскалось другое, имевшее огромный интерес для них.

— Иван Яковлевич! — послышался зов Михаила Степановича.

— Что? — отозвался отдыхавший у окна ученый.

— Пожалуйте-ка сюда! Здесь много надписей есть.

Иван Яковлевич был уже на ногах и торопливо зажигал фонарь, потушенный экономным Антоном.

— Какие, какие? — спросил он, спеша по направлению голосов.

— Наши иероглифы! — ответил Михаил Степанович.

Словно узорной резьбой покрывала надпись низы двух стен до высоты почти сажени от пола. Песчаник местами выветрился, и сеть иероглифов прерывалась впадинами; на скалах базальта, проступавших кое-где в виде черных ребер, надписей не было.

Иван Яковлевич с лихорадочным волнением приступил к изучению и списыванию их. Михаил Степанович помогал ему.

Свирид Онуфриевич постоял, поглядел на них и, убедившись, что эти люди потеряли всякую способность думать и говорить о чем-либо другом, кроме надписи, закурил трубку и, засунув руки в карманы, направился к палеонтологу.

Тот продолжал сидеть на впадине у окна.

— Выхода-то нет, драгоценнейший, — заявил охотник, подходя к нему.

— Да? — рассеянно отозвался Павел Андреевич. — Ничего, в окно выберемся!

Свирид Онуфриевич пыхнул трубкой, затем молча отодвинул, как некий неодушевленный предмет, Павла Андреевича в сторону, взобрался в нишу окна и, держась обеими руками за края отверстия, заглянул вниз.

— Одначе!.. — проговорил он, невольно отодвигаясь назад. — Саженей сорок вышины, я думаю, будет.

— Что вы говорите! — воскликнул Павел Андреевич. — Может быть, какие-нибудь уступы есть, по ним лезть можно?

Охотник снова выглянул наружу.

— Нет! — сказал он, спрыгивая на пол пещеры. — Стена совершенно отвесная!

— Вот тебе и спаслись! — проговорил, удрученный новым открытием, палеонтолог. — Но ведь, тем не менее, другого выхода нет?

— Нет! — подтвердил охотник. — Придется воспользоваться этим: у нас есть с собой веревка; только не думаю, чтобы ее хватило отсюда до земли!

Павел Андреевич с трудом влез на окно и в свою очередь посмотрел вниз.

— Батюшки! — с неподдельным ужасом проговорил он, — да разве мыслимо отсюда спуститься? Колокольня Ивана Великого не достала бы крестом до окна!

— Единственный выход! — угрюмо повторил охотник.

Он подозвал Антона, и вместе с ним стал вынимать из всех сумок веревки и связывать их крепкими узлами в одну.

— На такой ниточке вы думаете опускаться?! — спросил палеонтолог, остановившись около них.

— Выдержит… вовсе она уж не так тонка! — возразил охотник.

Скоро все имевшиеся куски были связаны. Свирид Ону-фриевич привязал к концу веревки довольно большой камень и, улегшись на выступе окна, стал спускать его; Антон придерживал позади веревку.

Через несколько времени веревка остановилась.

— Что, не идет дальше? — быстро спросил Свирид Онуф-риевич.

— Нет-с… вся вышла, — ответил Антон.

Свирид Онуфриевич выставился почти до пояса, подергал веревку и, убедившись, что камень висит еще на значительной высоте над землей, стал вытаскивать его обратно.

— Не хватило… — отнесся он к Павлу Андреевичу, молча следившему за его действиями. — Придется белье пустить в ход!

— На тряпках спускаться?! — воскликнул палеонтолог.