Конноли вытер вспотевший лоб. Да, нелегкая служба быть комендантом Подземного города, когда нет ни фюрера, приказавшего основать этот город, ни "третьей империи", снабжавшей всем необходимым... Подземный город - последний осколок гитлеровской машины. Хорошо, что подвернулся Джонни! Пусть он действует от имени победителей, великодушно именующих себя компаньонами... Пусть он, Конноли, бывший Крайц, снова останется в стороне, в роли исполнителя чужой воли, достающего каштаны из огня для других. Лучше еще пять лет провести в Подземном городе, не видя солнца, чем хотя бы на пять минут повиснуть в петле под солнцем. Если бы не это проклятое восстание, все было бы прекрасно... Правда, он может бежать. Но куда? В дикую ледяную пустыню? Слуга покорный! Он еще не так стар, чтобы искать смерти.
Может быть, нагрузить доверху аэросани и, пока бунтовщики ищут хода наверх, двинуться к монийским базам?
Но этот пройдоха Джонни предупредил, что генерал ничего не знает о Подземном городе. Пока Конноли сидит под землей, его считают офицером монийской армии. Но стоит ему появиться на военной базе, он может оказаться военным преступником, если это понадобится какому-нибудь политикану. Вздернуть его на первом дереве - самое простое дело. Тем более, что этим можно замести следы... Конечно, деревьев здесь нет. Но не в деревьях дело. При желании можно превратить в виселицу и торос.
Телефонный звонок прервал размышления. Конноли взял трубку. Руки его задрожали, лицо побелело, глаза налились кровью. Он ударил свободной рукой по столу и закричал:
- Сейчас же выдвинуть заслон в южную штольню. Через каждые сто метров щит и пулемет. Понятно? Приказываю вести беспощадный огонь по всем бегущим с востока. Предупредить охрану: всякий, покинувший свой пост, попадет под огонь наравне с бунтовщиками. И еще: растолкуйте людям, что с минуты на минуту должны прибыть монийские части. Они сменят отслуживших охранников, которых я отправлю домой. Если же мы не отразим атак бунтовщиков, они разорвут нас в клочья... Как раз накануне демобилизации, запомните это!
Конноли достал из стола большой плоский пистолет и засунул его в кобуру. Другой пистолет он спрятал в карман брюк. Затем закурил толстую сигару и покинул свой кабинет. В вестибюле его ждала личная охрана.
- Друзья мои, вы мне нужны, - сказал комендант. - Фонари есть у всех? Оружие в порядке? Отлично. Следуйте за мной.
Конноли и его свита быстро пошли по штольне.
Некоторое время они двигались при слабом свете электрических ламп. Дальше их ждал полный мрак. Карманные фонари тускло осветили заброшенную штольню.
- Я здесь никогда не был, - произнес, выругавшись, капрал Шульц.
- К сожалению, мы все здесь не были, - отозвался Конноли. - А тут, возможно, есть старый ход на все горизонты. Если это так, то мы не изолированы от бунтовщиков.
Вскоре они наткнулись на последнюю заставу. Четыре пулеметчика сидели за стальным щитом и при свете шахтерской лампы играли в карты. Они не слышали, как подошел комендант со своей охраной.
Конноли сделал знак спутникам - те прижались к стенам. Комендант тоже отступил в тень.
Конноли знал подноготную каждого своего молодчика.
Вот Фридрих Ланге, с носом-картошкой, крестьянин из-под Мюнхена. Тупой, упрямый парень. Если бы ему не взбрело на ум, что его Китхен вышла замуж за другого, он бы мог, пожалуй, еще служить в Подземном городе. Но ревность не дает ему покоя ни днем, ни ночью. Он спит и видит, как мстит за измену. Какой из него солдат?
А вот этот с темными усиками, Сильвестр Боймгут, скорее похожий на белую мумию, чем на живого человека - этот сорокалетний мальчишка мечтал о карьере артиста. Кто-то убедил его, что у него дарование, и он стал статистом берлинской драмы. Да так и засох на этом. За всю свою театральную жизнь он вряд ли произнес перед зрителем двадцать слов. Он приветствовал фашистский переворот, так как верил, что фюрер вступится за него и прикажет дать, наконец, роль и ему. Боймгуту пообещали больше, чем он сам желал, но предложили сначала помочь укрепить новый порядок. Он вступил в охранные отряды, попал в Подземный город, пытался здесь сколотить любительскую труппу, но вскоре открыл в себе новое призвание: ударился в мистику и астрологию.
Сначала пулеметчики играли молча. Но вот здоровенный верзила Иоганн Пульвер с силой ударил картой по патронному ящику, заменявшему стол, и сказал:
- Вот когда десятка бьет короля!
Четвертый солдат, толстый, рыхлый, с бабьим лицом, на котором кисли голубенькие глазки, зевнул.
- Скорее бы конец... - И положил свои карты. - Не хочу больше... Скучно.
- Ну, нет! - воскликнул Иоганн Пульвер. - Номер не пройдет! Стал проигрывать и - не хочу больше. Нет, дружок. Изволь доиграть пульку. Я тебя так не выпущу.
- Чего ты? - отодвигаясь, спросил кислоглазый. - Вот все, что я выиграл. На, возьми. Честно? Ребята, я честно поступаю? Отдаю выигрыш. - И он стал торопливо отсчитывать деньги.
Пульвер, увидев у него в руках толстую пачку кредиток, побагровел и протянул к ней руку.
- Нет, нет! Так ты не отделаешься! Первый раз в жизни мне повезло, а ты хочешь отделаться моими же деньгами? Нет, этот номер не пройдет!.. Я, может быть, всю жизнь ждал этого случая...
- Ну, чего ты расшумелся? - вмешался Ланге. - Подумаешь, ждал всю жизнь... Все равно, с деньгами или без денег, ты отсюда не выйдешь. Все мы здесь оставим свои кости.
- Да, да, - засуетился кислоглазый, - все, все оставим кости!
- Ах ты каракатица! - заревел Пульвер, хватая партнера за горло. - Да я пока вижу один комплект костей - твой! Ну, Михель, что теперь скажешь? - Он сжимал горло толстяка все сильнее и сильнее.
Но Михель не мог говорить. У Михеля глаза полезли на лоб. Он беспомощно размахивал руками и хрипел.
Кто-то из спутников коменданта пошевелился, но Конноли схватил его за руку. Вмешались партнеры. Они набросились на верзилу Пульвера, повисли у него на руках.
- Что ты делаешь? - шипел мистик.
- Оставь его, - просил крестьянин.
Участники этой сцены, как и наблюдатели, увлекшись стычкой, не заметили быстро приближавшихся огней. Издали донесся треск выстрелов.
Конноли заорал так, что чуть сам не оглох:
- Ахтунг! Смирно!
Три пулеметчика вскочили и вытянулись - руки по швам. Четвертый, полузадушенный, свалился к ногам коменданта.
- Ах вы, грязное отребье! - выругался Конноли. - И таким способом вы думаете заслужить возвращение на родину, к семьям?! Да наши друзья монийцы не захотят и смотреть на таких шелудивых свиней! Вас зачем тут поставили?
- Так точно, - ответил Фридрих Ланге, - поставили.
- Я спрашиваю - зачем поставили? Не затем ли, чтобы отразить бунтовщиков? А это видите? Огонь, негодяи! Огонь!.. Скорей!
