Он сделал несколько шагов в направлении, откуда доносился злобный, отрывистый, заунывный рев раненого хищника и с удивлением обнаружил вышедшую на поверхность каменную плиту с покрытыми ржавчиной отростками арматуры. Преодолевая внезапно подступившую тошноту, пнул ногой окровавленный прут. Прут пружинисто покачнулся. Тогда он раскачал прут руками и тот, хрустнув, отломился. Он повертел "железяку" в руках, задумался, и, словно змею, быстро отбросил ее от себя.
…Любопытство пересилило страх, и Павлов пошел по кровавому следу, оставленному на молодой зеленой траве, и вскоре увидел тигра под кустами белой акации, лежащим на боку с распоротым животом, из которого вываливались кишки. Почуяв его приближение, тигр приподнялся, опираясь на передние лапы, и раскрыл свою огромную пасть, обнажив острые десятисантиметровые клыки.
Не раздумывая, Павлов метнул копье, которое попало тигру в прямо в глотку, щелкнув металлическим острием об его клыки. Тигр оглушительно всхрапнул, кровавая пена хлынула из его пасти, но и это не помешало ему подняться на все четыре лапы и бесстрашно принять свой последний бой. Копье, застрявшее в глотке, мешало ему идти, и тогда тигр пополз. В страхе, пятясь от него назад, Павлов споткнулся о камень-ракушечник с острыми краями, подвернувшийся под ногу, нагнулся, поднял его над головой и обрушил на зверя. Камень, весивший более 20 кг, проломил тигру череп, но не убил. Уткнувшись мордой в передние лапы, зверь все еще подавая признаки жизни.
Павлов вернулся к ручью на то место, где он неловко поскользнулся, умылся и позвал Урсулу. Он выкрикивал ее имя, но она не отзывалась. Он уже потерял терпение, когда, наконец, Урсула с виноватым видом появилась на берегу ручья. Оказывается, все это время она пряталась в кроне плакучей ивы, не надеясь более увидеть своего соплеменника живым.
— Тигр тяжело ранен. Его надо добить, чтобы он не мучился, — объяснил ей Павлов.
Урсула упала перед ним на колени, обняла его ноги и зарыдала.
— Вот тебе и амазонка! Ревет, как обыкновенная баба, чтобы Арнольд Борисович не говорил про тестикулярную феминизацию, — удивился он.
Он повторил свои слова, но Урсула испуганно на него посмотрела и, молча, подала ему свою секиру.
Лишь после того, как тигр испустил свой последний предсмертный хрип, Урсула осмелилась подойти поближе, чтобы на него посмотреть. Павлов подумал, что, наверное, ее испуг объясняется особым отношением ее народа к тигру, как к тотемному животному, которое они почитают и уважают. И не ошибся. Подобная ситуация хорошо отражена Арсеньевым в его книгах об Уссурийском крае. Достаточно вспомнить один эпизод с Дерсу Узала, отважным охотником-гольдом. В молодости он однажды случайно убил тигра из винтовки. И потом всю жизнь мучился от чувства вины и страха перед "амбой" — "хозяином тайги". Впоследствии, встречаясь с этим зверем, Дерсу даже не поднимал ружья, а только уговаривал тигра уйти с охотничьей тропы. И, что интересно, "амба" слушался и уходил. (4)
Мех убитого Павловым хищника (тигрицы) был очень красивый, яркой окраски, ржаво-бурый с бархатистыми черными полосами.
— Тебе приходилось когда-нибудь сдирать с тигров шкуру? — спросил Павлов Урсулу, которая, убедившись в том, что Хозяйка Тайги уже мертва, почти успокоилась.
— Никогда, — ответила она и поставила странное условие: Я это сделаю, но только в том случае, если съем ее сердце.
— Ешь! Только не подавись! А я разведу где-нибудь поблизости костер, — с этими словами Павлов от нее отошел.
Продираясь через кусты, он наткнулся на лосиху, которую тигрица, после того как перекусила несчастному копытному шейные позвонки, вытащила из трясины и успела полакомиться одной ее задней ногой, обглодав ее до кости. Сама лосиха весила должно быть не менее шести центнеров — половину веса тигрицы. Возле убитой лосихи Павлов и развел костер, чтобы на запах тигриной крови и лосинной свежатины не сбежались другие хищники, например, медведи.
Когда костер разгорелся, пришла забрызганная кровью Урсула. Ее глаза лихорадочно блестели, а лицо сияло от радости. Еще бы! Мало кому из ее соплеменников после схватки с тигром доводилось остаться живым и невредимым. И уж точно никто из орландов, кроме Верховного вождя Гонория, за последние годы не отведал тигриного сердца. Но тот тигр был убит не в честном поединке, а после того, как попал в очень хитро устроенную ловушку. Произошло же это ровно десять лет тому назад, когда Урсула была еще подростком. Ей даже не было стыдно за проявленную ею трусость, потому что она пришла к выводу: у юноши, которого сородичи прозвали Сорокой, есть какое-то тайное имя, данное ему при рождении богами-покровителями племени орландов.
— Может, он — Благородный Авесалом, вернувшийся из Царства Теней, или Хонда сын Магнетрона, сошедший с неба? — размышляла она, вспоминая рассказы "старух".
Под "старухами" Урсула подразумевала воинов орландов в возрасте за 40 лет. Их было семеро, но каждая из них в совершенстве владела всеми видами оружия и одна в бою стоила десятерых мужчин. "Старухи" утверждали, что, когда придет время тяжких испытаний, на Красные Камни, издалека, придет мудрый, храбрый и могучий воин, под руководством которого орланды отразят нападение многочисленных врагов, и совершит другие славные подвиги. И то, как Сорока достойно себя вел, и то, что он не обнаружил страха перед Хумбабой (тигрицей), лишь подтверждало ее догадку.
Подойдя к Павлову, Урсула снова упала перед ним на колени, чтобы выразить свою благодарность и благоговейное восхищение.
— Урсула! Что ты передо мной выламываешься?! — рассердился Павлов и спросил, показывая на лосиху: Скажи лучше, что нам делать с этой грудой мяса?
— Что скажешь, мой господин, то и сделаем! — с покорностью отвечала Урсула.
Тут до Павлова дошло, что воительница ведет себя совершенно искренне, считая, что тигрица не сама нашла себе смерть, а именно он, считай, что с голыми руками, с нею расправился. Ситуация щекотливая. Как ей объяснить, что такое сталь и бетон? И тогда он придумал следующий ход.
— Урсула! Я хочу, чтобы ты всем говорила, что это не я нанес тигрице смертельное ранение, а ты. Я лишь ее добил. Поэтому тебе по праву досталось ее сердце, а мне — ее шкура. И, пожалуйста, перестань называть меня господином, а то я на тебя обижусь, — предупредил он ее строгим голосом.
— Я сделаю все, как ты мне велишь. Но не запрещай мне считать тебя моим господином! — заявила Урсула и расплакалась.
— Если ты еще раз назовешь меня господином, я с тобой разговаривать перестану, — пригрозил ей Павлов.
— Тогда будь мне милым другом, — жалобно попросила Урсула.
