Я мысленно восстановил картину его ареста - все, шаг за шагом. Нет, здесь ошибки быть не могло. Он не видел моего лица ни до, ни после ареста. Голос?.. Сомнительно. Станет ли он помнить голос какого-то проходимца, с которым дважды разговаривал по визиофону месяц назад?
- Ну что же вы остановились? Вот моя комната! - удивленный возглас Викки заставил меня обернуться и улыбнуться ей.
- Любопытно, как живут принцессы! Что же за этими дверями? Дворец, еще прекраснее этого?
- Уф-ф! - Она сморщила носик и почти втолкнула меня в комнату. Закрыла за собой двери. - Как видите, никакого дворца здесь нет! Самая обычная комната. И прекратите называть меня принцессой! Иначе я действительно разозлюсь на вас!
В самом деле, комната выглядела очень просто: мягкая мебель из темного искусственного дерева с махровой обивкой, покрытой ярко-бордовыми цветами; пушистый ковер на полу; несколько картин на стенах; на окнах - легкие золотистые занавеси. Стены комнаты выдержаны в приятных нежно-розовых и кремовых тонах. Фильтры на окнах были опущены, и освещение внутри помещения казалось удивительно мягким и спокойным, почти земным. Очутившись здесь, я почувствовал себя тепло и уютно.
Викки прошла на середину комнаты, остановилась, сложив на груди руки и глядя на меня.
- Что же вы встали у дверей? Проходите, смотрите, изучайте!
Жемчужно-розовый свет широкой рекой лился сквозь распахнутые шторы, и девушка казалась юной Афродитой, только что вышедшей из пенной морской волны.
- Изучать? Ну, что ж! Тогда, пожалуй, начну вот с этого...
Я взял с низкого полированного столика у дивана толстый альбом в тесненном кожаном переплете, словно, специально оставленный здесь хозяйкой для меня.
- Насколько я понимаю, здесь вся ваша родословная?
- Да, здесь есть очень старые голограммы! - Викки взяла у меня альбом. Беззаботно усевшись на диван, раскрыла альбом, уложив его себе на колени. - Вот эта, например... - Она перевернула тонкий полупрозрачный лист поликристалла. - Папа здесь еще совсем, совсем маленький, и такой толстый и смешной! Правда? А вот это тоже он, только уже взрослый...
- Кто это с ним обнимается?
Я слегка наклонился к ней, вглядываясь в объемное изображение.
- Это его друг. Он потом разбился... перед самой папиной свадьбой.
- А ваша мать? Любопытно было бы взглянуть и на нее.
- Вот, - Викки указала на маленькую голограмму на следующем листе. - Это единственная у меня и самая дорогая!
Из глубины плоского кристалла мне приветливо улыбнулась большеглазая девушка с распушенными черными волосами, совсем, как живая. Слегка раскосые глаза смотрели прямо и открыто, тая в темной глубине гордое бесстрашие.
- Красивая женщина! - задумчиво произнес я. - Вы очень похожи на нее.
Викки смущенно опустила ресницы.
- А почему ее не видно в доме? Где она?
- Мама очень давно умерла... Мне тогда было только три года, - слегка нахмурившись, произнесла Викки. - Папа говорит, что она не любила сниматься...
- Простите, я не знал об этом.
- Ничего.
Викки приветливо улыбнулась мне, и даже коснулась теплыми пальцами моей руки.
- А кто вот этот человек, улыбающийся вашему отцу?
Я указал на голограмму, где была запечатлена группа каких-то людей, скорее всего на торжественном приеме, среди которых были Наока и Хо. Я узнал его, несмотря на моложавость и отсутствие бороды.
- Это? - Викки взяла у меня альбом и долго всматривалась в изображение. Затем покачала головой: - Нет, этого человека я не знаю. Я никогда раньше не обращала внимания на этот снимок.
Она беспомощно посмотрела на меня. Бедная девочка! Ясно, что в этом доме постарались, чтобы ты никогда ничего не узнала о своем настоящем прошлом.
- Вы любите своего отца, Викки?
Я посмотрел ей в глаза.
- Почему вы спрашиваете? - удивилась она.
- Видимо, он всегда заботился о вас? Оберегал от всяческих невзгод? Баловал?
- Вам опять хочется задеть меня, Брен? - На этот раз она пристально посмотрела мне в глаза. - Но вы напрасно стараетесь! Я не обижусь, так и знайте! - Зрачки у нее медленно расширялись.
- Да? Почему же?
- Потому что...
Она оборвала себя на полуслове. Резко поднялась и подошла к окну, выходившему в сад. Остановилась, задумчиво глядя на деревья. Я приблизился к ней, бесшумно ступая по мягкому ковру. Осторожно обнял ее сзади за плечи. Она вздрогнула, повернула ко мне лицо. Взглянула широко раскрытыми, растерянными глазами.
- У вас красивый сад, - заметил я, глядя в окно.
- Сад? - постепенно она возвращалась на землю. - Да, пожалуй... Я люблю гулять в нем, когда тревожно на душе.
- И когда не хочется думать о смерти? - добавил я.
Она снова взглянула на меня. Раскрытые губы ее слегка дрожали, как будто лепестки розы от утреннего ветерка.
- Пойдемте в сад! - тихо сказала она, судорожно глотнув воздух, и решительно направилась к двери.
Я задержал ее руку.
- Я обидел вас, Викки?
- Нет, что вы! Просто здесь очень душно... Идемте.
Помедлив, я последовал за ней. Спускаясь по лестнице, Викки взяла меня под руку. Внизу, в холле, слышались чьи-то громкие голоса и смех. Один из голосов показался мне удивительно знакомым, но я не успел сообразить, почему - мы вышли в поле зрения Наоки и его гостей. Их было пятеро. Они стояли около бассейна и при нашем появлении дружно смолкли. Пока мы спускались по лестнице, я успел их хорошенько рассмотреть. Двое не представляли для меня никакого интереса. Первый - низкорослый толстяк с опухшим лицом и совершенно лысым черепом, длинными, доходившими до колен, руками, делавшими его похожим на неуклюжую обезьяну. И второй, как бы в противовес ему, был худощав и высок, с рыбьими глазами и птичьим носом, таким острым, что он, наверное, мог бы без труда проткнуть им череп толстяку.
Рядом с Наокой стоял высокий широкоплечий брюнет с проседью в волосах, на вид, лет пятидесяти. Около него я заметил коренастого, темноволосого человека, лица которого я не видел - он отвернулся, как только мы появились на лестнице. Поэтому мое внимание сосредоточилось на широкоплечем брюнете. Чем-то он напоминал мне самого Наоку - такой же представительный, самоуверенный и даже элегантный. Лицо его можно было бы назвать приятным, если бы не большой шрам - от виска до подбородка - портивший все впечатление.
- А, вот и наш гость! Господин Маро! - радостно, как старого друга, приветствовал меня Наока. - Друзья! Прошу любить и жаловать: новый друг моей дочери! Смотрите, какая они замечательная пара!
Викки бросила на меня быстрый взгляд, и я прочел в ее глазах растерянность. Действительно, Наока вел себя, по меньшей мере, странно. Я пристально посмотрел ему в глаза. И тут, стоявший к нам спиной, человек повернулся, и я понял, что меня так беспокоило все это время. Это был Ен Шао!
