Все три заметки относились к июню прошлого года. Я подчеркиваю — к июню. Это очень важно. Я не помню, а вернее, не знаю точно, в какой день вдруг возникла посреди газона на бульваре странная и страшная фигура, прозванная мальчишками «фельдмаршалом». Но что это было в июне — помню точно.
И еще одно. Ни в одной из газет, начиная с июня прошлого года, мне не встретилось ни одного сообщения о таинственных происшествиях в Бермудском треугольнике и других районах, еще недавно регулярно поставлявших пищу для размышлений и догадок…
Не связать все эти факты с содержанием записной книжки, забытой исчезнувшим «фельдмаршалом» в развалинах водонапорной башни, было невозможно. Так передо мной встала во всем своем омерзении история ничтожества, попытавшегося осуществить параноический бред-порождение политической шизофрении, имя которой на всех языках — фашизм.
Почему я рассказал об этом? Потому что лезут из выгребных ям истории недобитки фашизма и их последыши, хоронясь в тени слов и фраз. И потому, что «Lide, bdite!» Фучика звучит в моих ушах.
СЛУЧАЙ С МОНТЕРОМ ЖУКОВЫМ
Вместо предисловия
Павла Федоровича я заметил издалека, он подходил к газетному киоску. Конечно, мне и в голову не пришло, что эта обычная, каждодневная встреча на сей раз обернется так. Павел Федорович уже расплачивался, когда я подошел. Он выложил полтинник, получил тридцать копеек сдачи и десяток экземпляров районки за сегодняшнее число. Это было явным свидетельством, что в газете напечатана его очередная заметочка. В таких случаях он на радостях скупал полтиража. Привет, Павел Федорович!
— А-а, привет.
— Что, напечатали?
— Ага, статейку дал. Не читал? — Он вытащил из пачки газету, развернул и показал:-Вот, внизу. Внизу крохотными буквами, — кажется, этот шрифт называется нонпарель,-под заголовком «Дар жителя нашего города» сообщалось, что этот самый житель, а именно монтер И. П. Жуков, подарил краеведческому музею коллекцию старинных монет. За что Павел Федорович от имени совета музея выражал монтеру благодарность.
Ивана Жукова я знал с детства-мы с ним учились вместе до седьмого класса. Был он детдомовский, родни никакой, и после седьмого класса — в те годы это образование называлось неполным средним,-подался в ремесленное училище. Исчез Иван надолго. Но когда три года назад, после института, я вернулся работать в наш райцентрик, Жуков уже был здесь. Из наших одноклассников в городе кроме нас двоих не осталось никого-это мы с Иваном выяснили при первой же встрече. Выяснил, вернее, я, так как Иван и в детстве особой разговорчивостью не отличался, а с годами это его достоинство не уменьшилось.
— А Толик? — спрашивал я.
— Плавает.
— А Сережка?
— Не знаю.
— А Юрка?
— Геолог вроде, — отвечал он сверху. Сверху-потому что, повиснув на монтерских «когтях», Иван подкручивал крепление изолятора, а я, задрав голову, стоял у подножья столба.
С тех пор встречались мы с Иваном не так уж редко, но все больше как-то мимоходом. Однажды я увидел его на бульваре с красной повязкой на рукаве. То, что Иван ходит в дружинниках, меня не только не удивило, а скорее даже обрадовало. Еще в школе мы заметили, что обычно спокойный, даже хмурый, Иван, увидев подвыпившего прохожего, буквально синел. По собственному его неохотному признанию, пьяниц он ненавидел «смертным боем». И вот теперь эта повязка на рукаве лучше множества слов подтвердила, что Иван Жуков нисколечко не изменился с тех, уже давних, школьных времен.
Года два назад он записался к нам в библиотеку. Первое время книги брал и возвращал регулярно. Читал, как говорится, «направленно» — одну фантастику. Как-то я спросил его:
— Не надоели тебе эти сказки?
— Надоели,-неожиданно ответил он.
— Так зачем берешь? — удивился я.
— Надо,-хмуро ответил Иван и, сунув в карман томик «Современной фантастики», ушел.
Потом он вдруг перестал появляться. Может, был занят, а может, все, что хотел, перечитал, или того больше — личную библиотеку завел. Но вот остался за ним долг — это плохо.
— Я всегда говорил, что успех музея в поддержке общественности, — с чувством произнес Павел Федорович, увидев, что я пробежал заметку.
— Хороша общественность — музею монеты дарит, а в библиотеке книжки зажиливает!
— Ты Жукова знаешь? — обрадовался Павел Федорович.
— Еще бы.
— Вот хорошо-то! — еще больше обрадовался Павел Федорович.
— Да что такое? Что с того, что я Жукова знаю?
И тут Павел Федорович еще раз напомнил, что вся общественность обязана помогать процветанию музея., и в данном случае я тоже — как представитель этой самой общественности. Моя помощь по мнению Павла Федоровича, должна заключаться в следующем. Дело в том, что Жуков, принеся монеты в музей, на вопросы отвечал невнятно — то ли нашел, то ли купил. А под конец, обозлившись на расспросы Павла Федоровича, сказал:
«Берете-берите. А не надо — и мне сгодятся…». Павел Федорович, конечно, тут же отступился, но беспокойство прочно поселилось в его душе. Беспокойство это питалось сугубо научными опасениями: из популярной литературы Павел Федорович хорошо знал, какой вред науке приносят самодеятельные археологи. Расковыряв случайно найденный клад, они берут то, что им представляется ценным, а всякие там черепки, костяшки, сочтя их мусором, так и оставляют. И гибнут ценнейшие материальные свидетели, которые опытному человеку могли бы рассказать удивительно много, а может быть, даже и произвели бы целый переворот в научных представлениях современников.
Все это Павел Федорович выложил мне в один присест и спросил:
— Согласен?
— С чем-с переворотом в научных представлениях?
— Э, — обиделся Павел Федорович, — я же серьезно, а тебе только шутки шутить.
— Да ладно, с чем же я согласиться должен?
— Надо поговорить с Жуковым. Может, он и в самом деле нашел их на каком-нибудь чердаке. А если раскопал? Вот это точно надо знать.
— Ты же с ним говорил?
— Мне не сказал. А тебе, может, скажет. Вы же знакомы.
Конечно, если бы не нужно было выручать Уэлса, я увернулся бы от выполнения своего «общественного долга», но, поскольку к Жукову, так или иначе, надо было идти, я согласился, чем обрадовал Павла Федоровича невероятно…
Так вышло, что обещание свое мне пришлось выполнить в тот же день. Как на грех, «Машину времени» опрашивали трижды, и когда какой-то очкарик-десятиклассник — уже четвертый по счету читатель — вежливо попросил ее же, я окончательно решил сегодня же вечером отправиться к Жукову. Посмотрев в формуляре адрес, я даже обрадовался: совсем недалеко, чуть ниже Соборного парка…
