Спрятавшись за палаткой, беглецы стояли на коленях и, сдерживая дыхание, выжидали, когда все успокоится.
Наконец они встали и оглянулись, чтобы знать, где они находятся. Вот они увидели вдали белый флаг госпиталя и отправились по его направлению, остерегаясь, как бы не наткнуться на что-нибудь в темноте и не наделать шуму.
Так шли они две-три минуты. Вдруг новая тревога! На повороте одной из улиц им навстречу вышел патрульный с фонарем в руках.
— Кто тут ходит? Отвечай, или я выстрелю! — повелительно закричал он.
— Молчите! — сказала девушка. — И не показывайтесь. Я знаю, что надо делать. Это я — Николь Мовилен! — сказала она спокойно, выходя к патрульному.
— А! Сестра милосердия пленников! — сказал тот с уважением. Потом, вспомнив приказ, добавил, — разве вы не знаете, что запрещено ходить ночью по лагерю?
— Знаю, но сами же вы пропустили меня несколько часов тому назад, когда я шла к умирающему ребенку, бедной Янике, которая звала меня… Вы сами позволили несчастной матери прийти за мною…
— Ну, хорошо, хорошо! — проворчал унтер-офицер. — Так и быть, на этот раз позволю. Только проходите скорее!
И, повернувшись на каблуках, он удалился вместе с солдатами, ворча про себя, что ему надоела роль тюремщика.
Николь вернулась к стоявшему прислонившись к палатке Жерару, и оба, держась за руки, снова пошли по извилистым темным улицам.
Иногда им приходилось перешагивать через человеческие тела: это были пленники, вышедшие, вопреки запрещению, из своих отвратительных жилищ, чтобы подышать хоть немного свежим воздухом. Одни из них спали, другие, может быть, уже умерли. Но и вне жилищ воздух был тяжелый, удушливый. Казалось, все пролитые слезы, все стоны, вырывавшиеся днем и ночью из этой мрачной тюрьмы, нависли тяжелым облаком над лагерем.
Наконец Николь остановилась. Они обошли госпиталь и пришли на площадку, где, по словам Жерара, должен был находиться «Эпиорнис». Но увы! Его не было…
Вероятно, произведенная в лагере тревога заставила Анри подняться в воздух и летать над лагерем, пока все не утихнет.
Но найдет ли он прежнее место? Конечно. Ведь белый флаг с красным крестом остался все там же и укажет ему условное место встречи.
— Здесь? — спросила Николь.
— Да, — отвечал шепотом Жерар. — Вот там, прямо против нас, два часовых с фонарем. Мы, должно быть, находимся как раз на месте, где мы спустились. Но какая тьма!.. Если бы можно было позвать… Гм! Гм! — кашлянул он тихонько.
После некоторого молчания левее и как будто откуда-то сверху послышалось в ответ такое же сдержанное покашливание.
— Прекрасно! — весело сказал Жерар. — Он здесь. Как бы только нам встретиться?
Николь и Жерар пристально всматривались в темноту. В то же время Жерар увидел какое-то густое облако. Послышался какой-то шелест, Жерар протянул руку и схватил ремень.
— Это «Эпиорнис»! Мы здесь, Анри! Спеши!
Он схватился рукой за обшивку и притянул левой рукой механическую птицу к земле, а правой поднял Николь. Анри, со своей стороны, помог девушке войти в каюту.
Жерар уже готовился последовать за нею, как вдруг яркий, ослепительный свет электрического рефлектора упал на «Эпиорнис», осветив его в малейших подробностях.
Жерар вскочил в каюту, и птица мгновенно поднялась под облака. Но свет фонаря продолжал освещать ее, преследовал ее, а затем послышались сначала ружейные, потом и пушечные выстрелы.
В лагере поднялась тревога.
ГЛАВА XX. Приготовление к бою
Анри Массе не растерялся в эту ужасную минуту. Каждая граната могла разрушить «Эпиорнис», как некогда уже и случилось при встрече с «Сомом». Итак, надо было подниматься все выше, выше, постоянно меняя направление, ни минуты не оставаясь в одной точке. Надо было действовать так, чтобы аэроплан не представлял из себя постоянной цели для стрельбы. Анри делал чудеса, управляя птицей.
И все-таки гранаты свистели вокруг летательного аппарата. Попади одна из них в цель, и все пропало. А электрический рефлектор ни на минуту не упускал из виду «Эпиорнис», преследовал его своим светом.
Вдруг пуля попала рикошетом в борт аэроплана, затем электрический свет погас, точно его кто задул.
Выстрелом из своей маузеровской винтовки Жерар угодил прямо в рефлектор.
— Я вас отучу смотреть туда, куда не следует! — сказал он.
Раздались крики, шум, смятение. Почти одновременно с тем, как разлетелся вдребезги электрический фонарь, разорвалась граната у одного из сторожевых постов.
Пальба продолжалась еще несколько минут, потом смолкла. «Эпиорнис» был уже вне опасности, в пятнадцати метрах над лагерем.
Но из трех пассажиров «Эпиорниса» только одна Николь осталась невредима.
Анри получил рану в затылок и лежал без чувств перед диском мотора. Жерар, вскакивая в каюту, вывихнул себе левую руку и ушиб лоб. Он бросил в сторону винтовку и стал, как умел, управлять аэропланом.
Когда прошло первое волнение, Николь стала приглядываться к темноте, стараясь разглядеть силуэты своих товарищей и понять, каким чудом ее спасли из плена.
— Анри! Жерар!.. Вы здесь? — произнесла она.
— Ах, Николь!.. Вы живы, не ранены? — отвечал Жерар. — Поищите налево. Там должен быть зажженный потайной фонарь. Только осторожнее, чтобы не увидели снизу!..
Николь нащупала фонарь и открыла его. Крик ужаса вырвался у нее при виде бледного, окровавленного Лица Анри. Он лежал с закрытыми глазами и казался мертвым.
— Убит! — воскликнула она, падая на колени около него.
— Нет, кажется, только ранен, — сказал Жерар. — Скорее. Николь, там есть дорожная аптечка. Мне самому невозможно отойти от диска! Видите направо красный ящичек?
В один миг Николь нашла ящик и в нем все необходимое для перевязки. Она осмотрела рану: выстрелом обожгло затылок и челюсть, однако в ране нет никаких осколков; крови тоже вытекло много, что очень хорошо, так как меньше опасность воспаления. Сознание он потерял, вероятно, от сильного сотрясения. Николь промыла рану, ловко наложила повязку на голову Анри, дала ему понюхать спирту и влила в рот несколько капель эфира, но он все еще не приходил в себя. Дыхание, однако, было ровное — он точно спал.
— Жерар, я не могу его привести в чувство! — сказала Николь со слезами на глазах.
— Это сотрясение мозга, — отвечал Жерар. Он участвовал во время Трансваальской войны в Красном Кресте и имел некоторые познания в медицине. — Пусть отдохнет, он очнется сам собой. Ай!.. — крикнул он и закусил губу. Неосторожное движение, сделанное левой рукой, причинило ему боль.
— Что с вами?.. Да вы тоже ранены? — воскликнула Николь.
