— Машины? — повторила Джоан.— Что такое эти машины? Это именно та загадка, которая и привела меня сюда,— она рассказала ему о машине, которая каким-то образом добралась до Земли.— Я нервничала, общаясь с ней,— призналась она,— и нервничала в окружении ваших машин прошлой ночью. Думаю, это первая реакция людей Земли на собственные машины. Некоторые не хотят иметь с машинами никаких дел, другие привыкают, но почти все чувствуют что, несмотря на все блага, в них есть нечто злое. Самое присутствие машин вынуждает нас идти теми путями, которыми мы не хотим идти. Мы ощутили это с тех пор, как впервые их завели. На тему о зле Машины было создано много книг, пьес, картин. И эта идея все еще жива, идея о том, что Машина в конечном итоге победит человека. Похоже, вы смотрите на них совсем по-другому.
— Да. Но я ведь говорил, что наше мышление работает по-разному. Наши первые машины были придуманы, чтобы преодолеть трудности, и они успешно справились с ними.
— Но ведь и наши тоже, разве не так?
— Я в этом не уверен. Когда я заглядывал прошлой ночью в ваш разум, то узнал весьма много из вашей истории. Мне показалось, что машины не справились. В истории вашей расы машины появились рано. Они не являлись необходимостью. Машины словно внезапно навязаны расе, не сталкивавшейся с большими проблемами, более того, расе настолько первобытной, что она все еще остается в плену суеверий. Мы изобрели машину, когда это стало необходимым для выживания. Вы же заставили машину стать необходимой для вашего выживания. Нас она спасла, а вы навязали ее неготовому миру и сами не сумели к ней приспособиться.
— Но мы изменились. Сильно изменились. Весь наш кругозор совершенно не похож на взгляды наших прадедов и даже дедов. Мы признаем, что в сегодняшнем мире надо идти в ногу со временем.
— Возможно, вы изменились, но очень мало, да и то против воли. Вы, как я понимаю, типичны для своей расы, и в вас очень сильно сопротивление переменам,— он помолчал, глядя на нее чуть нахмурившись.— На Марсе,— продолжал он,— человек был самым приспособляющимся из всех одушевленных существ.
— И на Земле,— вставила она.
— Так ли? Мне кажется, что вашей расе грозит серьезная опасность. Впечатление такое, словно вы теряете способность адаптироваться. Возвышение человека и его выживание зависят от его приспособляемости. Прежние властелины мира утратили свою власть именно потому, что не смогли адаптироваться. Новые условия привели их к гибели. Вы создали новые условия, но почти не затронули свой образ жизни, чтобы приспособиться к ним. Меня мало удивляет, что вы страшитесь Машины. Хоть вы и пользуетесь ею, но пытаетесь жить жизнью ремесленников. Вы негодуете на перемены, так как подсознательно понимаете, а открыто не признаете, что изменения будут означать полный разрыв с прошлым. В ваш мир явилась новая сила, которая делает конец неизбежным. Чем же он будет — концом вашего образа жизни или и вас самих?
Джоан озадаченно посмотрела на него.
— Но не хотите же вы сказать, что надо будет отбросить все традиции? Да ведь вы сами только что говорили о вашем собственном славном прошлом.
— Традиции — полезные сорняки для связывания почвы, но когда они разрастаются слишком густо, то душат остальные травы. Их нужно периодически выжигать. Подумайте, в каком бы положении вы сейчас находились, если бы время от времени не уничтожались традиции ваших древних рас.
Джоан какое-то время молчала, мысленно оглядываясь на вещи, практиковавшиеся прежними цивилизациями. Человеческие жертвоприношения, рабство, каннибализм, религиозная проституция, «божий суд», оставление новорожденных девочек на волю стихий и масса других почтенных обычаев в разные века. Большинство из них, как выразился Вейган, выжгли, во всяком случае, на западе. Другие отпадут со временем: война, смертная казнь, золотой фетишизм.
— Неразумно пользоваться только одним глазом, когда имеешь два,— сказал Вейган.— Поднятые вами проблемы следует изучать, используя все возможности интеллекта, нельзя, чтобы они решались сами собой.
— Ваш народ некогда сталкивался с похожими проблемами? — спросила она.
— У нас дело обстояло по-иному. Наши машины внесли в дезорганизованный мир порядок. А ваши сделали нечто прямо противоположное.
— Думаю, что я понимаю. Но что же такое эти ваши странные механизмы? Они ни в чем не похожи на наши. Похоже, они самостоятельно мыслят.
— А почему бы им этого не делать?
— Не знаю, просто это кажется мне фантастичным. Именно разум и служило темой тех сочинений, о которых я вам говорила. И я нахожу разум машин пугающим. Ваши машины правят вами или вы правите ими?
Ее слова сперва озадачили Вейгана, а потом позабавили.
— Вы твердо решили, что между человеком и машиной существует антагонизм. Вы их не понимаете. Именно ваше упорство в неправильном обращении с машинами и заставляет вас бояться их. Почему, собственно, обязателен антагонизм? Было время, когда машины не могли существовать без нас, равно как и мы без них. Теперь положение изменилось, но сотрудничество продолжается. Несомненно, если бы они пожелали, то могли бы положить нам конец, но с какой стати им это делать? Мы обречены, а они продолжат путь.
— Вы хотите сказать, что они вас переживут? — недоверчиво переспросила Джоан.
— Определенно, переживут. Думаю, если вы копнете поглубже и вникните в мотивы, то обнаружите, что главная причина, по которой мы не совершили самоубийства и не вымерли от обескураживающей бесплодности существования, это наша вера в машины. Много тысяч лет мы боролись с Природой и оставались при своих, но она, наконец, взяла верх. Она сметает нас, как смела всех остальных в свою огромную мусорную кучу, где на окаменелостях миллиона веков истлевают кости динозавров. Какой от нас был толк? Похоже, никакого, и все же... нет, разум не приемлет бессмысленности. Вот и не исчезает эта, возможно, нелогичная мысль о некой цели существования... Но физически мы уже не способны выживать.
Для любого другого вида животных это означало бы вымирание, но у нас есть то, чего никогда не было у других существ — интеллект. Это и есть наш последний трюк. Наш интеллект все-таки не умрет. Машины — такие же истинные дети нашего интеллекта, как вы — дитя из тела своей матери. Они — следующий шаг в эволюции, мы передаем эстафету.
— Эволюция! Но эволюция — это постепенное видоизменение. Невозможно эволюционировать из плоти в металл.
— Вы так думаете? Потому что до сих пор дело обстояло именно так? Но вы упускаете из виду фактор, которого никогда не было в эволюции, пока не появились мы — опять-таки интеллект. Это величайший фактор из всех, и он производит величайшее изменение.
