Если он вернется живым из Аль-Фадора… Эльво Глиссам снова покосился на Моффамеда: что замышлял лукавый жрец? Гипнотическое внушение не могло действовать вечно. Профессиональный лжец, неразборчивый в средствах, мог притворяться послушным пленником — только для того, чтобы предательство возымело наибольший эффект. Глиссам держал подозрения при себе: в любом случае Джемаз и Кургеч не хуже него понимали происходящее. А то и лучше.
Голые утесы Вольводеса, местами крапленые черной порослью шипаря и скрюченными, жмущимися к камню стволами сухолиста, торчали высоко в розовато-голубом небе. Когда странники устроились на ночлег, в полусотне метров от йола появился эрджин. Некоторое время он неподвижно стоял и смотрел на колесный парусник. Потом щетина вздыбилась у него на загривке; медленно приподняв огромные мохнатые руки, он выпустил когти, приготовившись к нападению. Джерд Джемаз достал ружье, но хищник уже опустился на четвереньки — когти втянулись, щетина улеглась. Побродив вокруг йола еще пару минут, эрджин трусцой скрылся в западном направлении.
«Любопытное поведение», — пробормотал Джемаз. Он схватил бинокль, чтобы получше рассмотреть убегающую тварь. Эльво Глиссам обернулся к Моффамеду — тот пристально смотрел вдогонку эрджину, причем напряженная поза пленника не свидетельствовала ни о готовности к послушанию, ни о безразличии.
Поразмыслив несколько минут, Глиссам поделился наблюдениями с Джемазом.
«Кургеч проверял жреца, он все еще под контролем, — заверил его Джемаз. — Что будет дальше? Не знаю. Если он попробует устроить какой-нибудь подвох, я его пристрелю».
«А как насчет эрджинов? Что помешает им на нас наброситься, когда мы уснем?»
«Эрджины плохо видят в темноте. Ночью они, как правило, спят».
Тем не менее, Эльво Глиссам укладывался на надувную подстилку с тяжелым сердцем. Не смыкая глаз, он пролежал часа два, прислушиваясь к ночным звукам сорайи. Низкие стонущие кряхтения повторялись со стороны подножий утесов — мало-помалу они стихли. Где-то поблизости случился переполох: испуганное чириканье, яростное подвывающее урчание. Издалека донесся чистый пульсирующий звук, напоминающий отголосок гонга — настолько размеренный и механически точный, что Глиссам вздрогнул, пораженный каким-то странным и ужасным видением, всплывшим из глубины сознания. Кургеч привязал лодыжку Моффамеда к своей ноге тонким стальным тросом. Кочевник тщательно протер проволоку сухой тряпкой, и теперь стальные петли скрипели при малейшем движении, что заставляло Глиссама нервничать еще больше. По той же причине, однако — или потому, что воздействие «бредового чехла» все еще давало о себе знать — Моффамед не предпринимал никаких попыток освободиться.
Эльво проснулся, когда вершины утесов Вольводеса уже вспыхнули в рассветных лучах.
Путешественники быстро покончили со скудным завтраком. Моффамед выглядел мрачнее прежнего и теперь сидел на краю палубы спиной к утесам, глядя на север.
Джерд Джемаз присел рядом с ним: «Далеко еще до места дрессировки эрджинов?»
Моффамед вздрогнул и посмотрел Джемазу прямо в глаза. На лице жреца быстро сменилась целая гамма противоречивых выражений: отстраненная задумчивость, угрюмое презрение, порыв искренней приветливости, что-то мимолетное и дикое, похожее на отчаяние. Эльво, внимательно наблюдавший за этой игрой настроений, сделал вывод, что внушения Кургеча уже не вполне сковывали самостоятельные побуждения Моффамеда.
Джемаз терпеливо повторил вопрос. Моффамед поднялся на ноги, протянул руку: «Где-то за этой грядой, в безотрадных дебрях Вольводеса. Я никогда там не был. Я не могу вас туда провести».
Кургеч мягко сказал: «Заметны следы колес. Возможно, тут побывал Ютер Мэддок».
Джемаз обернулся к жрецу: «Так ли это?»
«Может быть и так».
Колея, оставленная фургоном Ютера, кончалась под высоким крутым утесом серого и красноватого известняка. Джемаз опустил паруса и заблокировал колеса. Моффамед с трудом спустился с палубы на землю, сделал пару шагов и остановился, опустив голову и плечи.
«Я больше вам не нужен, — глухо сказал жрец. — Мне пора идти».
«Куда? — спросил Джерд Джемаз. — В пустыню? Ты погибнешь».
«До Второй станции три-четыре дня ходьбы. По пути можно найти достаточно пищи и воды».
«Окрестности кишат эрджинами. Ты их не боишься?»
«Жрецы Ахариссейо не боятся эрджинов»
Кургеч подошел к Моффамеду и прикоснулся к его плечу. Жрец отшатнулся, дрожа всем телом, но уклониться не смог.
«Тотулис Амедио Фалле! — сказал Кургеч. — Успокойся, забудь о тревогах. Ты среди друзей. Друзья нуждаются в твоей помощи, в твоей защите. Ты не можешь им отказать».
Жрец судорожно вскинул голову, глаза его снова остекленели. «Я среди друзей, — повторил он без особого убеждения. — Понятно. Именно поэтому я не хотел бы скорбеть над вашими трупами. Именно поэтому вам следовало бы знать, что эрджин-базилевс следит за каждым вашим шагом. Он говорил со мной, я слышу его мысли. Он может напасть. Он еще не принял решение».
«Успокой его, — посоветовал Кургеч. — Объясни ему, что мы — твои друзья».
«Это он уже понял… хотя с ним трудно говорить… мысли путаются».
«Где он?» — спросил Джемаз.
«В скалах, прячется».
«Попроси его выйти, — предложил Джемаз. — Не люблю, когда за мной следят исподтишка. Ему бы это тоже не понравилось».
«Он боится, что в него начнут стрелять».
«Если он не причинит нам вреда, мы его тоже не тронем».
Моффамед обернулся к подножию утеса, и эрджин вышел из расщелины — великолепный экземпляр, крупнее большинства эрджинов, каких приходилось видеть Джемазу, с горчично-желтой опушкой на груди и брюхе, с коричневато-черной лоснящейся шерстью на спине и лапах. Напоминающие галстук пучки багрово-коричневой щетины скрывали оптические органы, глубоко посаженные в складке между выступами темного хряща, переходившего в широкие наплечные щитки. Эрджин приближался неторопливой трусцой, не подавая никаких признаков страха или враждебности, и остановился метрах в пятнадцати.
Моффамед обратился к Джемазу: «Он хочет знать, зачем вы здесь. Вам здесь не место».
«Объясни ему, что мы — путешественники из Алуана, что нас интересуют незнакомые места».
Повернувшись лицом к эрджину, жрец изобразил руками несколько непонятных жестов, сопровождая их шипящими звуками. Эрджин сохранял неподвижность — только его рыжеватые «брови» слегка подергивались.
«Спроси его: как проще всего пройти к месту дрессировки?» — приказал Кургеч.
Моффамед снова принялся шипеть и размахивать руками. Эрджин ответил на удивление человеческим жестом — поднял тяжелую когтистую руку и указал на юго-запад.
