Семя скошенных трав - Максим Андреевич Далин

— Да, — задумчиво сказал штатник. — Это было возможно.

Кажется, он думал: «Я бы так и сделал».

— Второй путь, фрау, — продолжал я, улыбаясь. — Брат Бэрей или сестрёнка Гэмли не прислушиваются ко мне и кончают с собой у вас на глазах. Вы получаете зрелище, непривычное для людей, жестокое и отвратительное, а господин Дементьев приходит в ярость и кричит, что нам очередной раз продемонстрировали неуравновешенность шедми, их натуру фанатиков-камикадзе и то, как дёшево они, в сущности, ценят жизнь, свою и чужую. И всё. У моих ребят нет выхода.

Зал затих.

— А разве это не так? — хмыкнул Дементьев. — И фанатики, и жизнь им — копейка.

— То есть на их месте вы, дорогой Михаил Петрович, оценили бы себя безусловно выше, чем последних детей Земли, верно? — спросил я самым вкрадчивым тоном.

— Это вы — провокатор! — выдал Дементьев в ярости.

— Что вы, глубокоуважаемый! — разулыбался я. — Я — зеркало. И я хочу, чтобы уважаемые присутствующие хорошо себя рассмотрели. Гэмли, скажи, пожалуйста, господам полномочным представителям, сколько детей было у тебя?

— Четверо, — сказала Гэмли глухо.

— Они все находились на Шеде в момент катастрофы?

— Да, — сказала Гэмли, глядя на меня снизу вверх. — Убили всех.

— А теперь, — продолжил я, — хочу напомнить Совету: дети для Шеда — общая святыня. Их абсолют. У нас, людей, никаких аналогов нет — ни одной святыни, общей для всего вида; мы этого понять не можем. Но вы сделайте милость, глубокоуважаемые господа, попытайтесь: вот у нас на Эльбе почти пятьсот ребят, молодых. Они чувствуют себя последними — вдумайтесь, господа! — последними представителями своего вида. Потому что больше детей не будет. Невозможно. Бабы ещё не нарожают. Они ещё живы, но ничем, ничем не могут изменить положение. Расскажи о работах биологов, Гэмли.

— Эксперименты по клонированию, — сказала Гэмли, теперь взглянув-таки в зал. — Мы проводили эксперименты по клонированию. Пытались вырастить эмбрион вне организма матери. Пытались стимулировать инъекциями гормонов наших самых юных женщин и пересаживать искусственно созданные эмбрионы в их тела… мы создали банк генетического материала… Возможно, эта программа могла бы сработать… дома. У нас дома, на Шеде. Если бы у нас были лаборатории, средства, промышленные мощности — но вы, люди, всё это разрушили. У нас ничего нет. У нас нет возможностей.

— Теперь шанс появился, — сказал я. — Но вы, уважаемые господа, под надуманными предлогами пытаетесь его отнять. Более того: я уверен, добрейший господин Дементьев знает, что намерен превратить существование шедми — и детей, и взрослых — в бесконечную пытку. Но легко на это идёт — это не вразрез с его полномочиями, а совесть тут и вовсе ни при чём. Ваша совесть тоже ни при чём, глубокоуважаемые господа полномочные представители? Или вы так боитесь мести шедми, что страх заглушил всё человеческое?

Наш почтенный представитель, конечно, не мог допустить, чтобы кто-то считал его именно тем, что он есть.

— Вы передёргиваете, — буркнул он. — Никто никого специально мучать не собирался.

— Превосходно! — восхитился я. — Вы груз с моей души сняли, дорогой Михаил Петрович! То есть Федерация не будет возражать против нашего проекта?

— Мне необходимо обсудить это с президентом, — мрачно ответил Дементьев, поглядывая на моих шедми с отвращением.

Потом они все связывались с администрациями, что-то писали в блокнотах, советовались с компьютерами — но в конце концов согласились. Тут были представители СМИ и камеры ВИДа: упираться дальше было бы просто опасно для репутации наших правительств. Совести у этой публики не было с детства, но тренированная ушлость подсказывала: иногда имитация совести может спасти и кресло, и зад на нём. Так что им, конечно, люто не нравилась идея, президентам она тоже не нравилась со страшной силой, но, скрепя сердце, после трёхчасового обсуждения, они отдали три базы, построенные шедми на Океане-2: мыс Ветров, полуостров Медузий и Скальную Обсерваторию.

Мы почти победили.

Мы получили базу, куда теперь можно было привезти детей со станции. Но мы так и не узнали, где и для чего штатники держат их ровесников. Это тяжким грузом лежало на моём сердце — и не только на моём, судя по виду моих тюленят.

А когда мы возвращались в гостиницу, уставшие, но ещё пытающиеся, вопреки всему, надеяться на всё самое прекрасное, к нам через полицейский кордон прорвался взъерошенный парень лет тридцати, в заношенном комбинезоне пилота Флота Обороны. Он был помят, небрит — и взгляд затравленный и больной.

— Постойте! — орал он. — Вы — Майоров?! Вы ведь — Майоров, да?!

Я остановился.

— Я-то Майоров, — сказал я. — А вот с кем имею честь говорить, юноша?

— Я — Бердин, Ярослав, — выдохнул он. — По ВИДу передали — вы на Океан-2 летите? Возьмите меня с собой, пожалуйста.

— А что вы умеете, молодой человек? — спросил я, слегка обалдев от такого напора.

— Ни черта! — с неожиданной искренностью признался Ярослав. — Ни черта хорошего. Но я научусь чему угодно, а если нет — буду сортиры драить. Только возьмите меня, пожалуйста, я буду работать хоть сутками, как угодно. А то я свихнусь.

А я вдруг вспомнил, где и когда слышал фамилию Бердин. И понял, что у этого парня, видимо, есть кое-какие серьёзные основания рваться работать в этакое сомнительное для добропорядочных граждан место — а сообразив, не стал спорить.

Майоров меня спросил:

— Ты погрузчиком управлять умеешь?

Глупый вопрос!

— Я летал на всём, что летает в пределах атмосферы, — говорю. — Орнитоптер, боевой модуль, истребитель. А значит, заправлял, грузил, ракеты подвешивал… когда надо было. В общем, погрузчиком — как своими руками. А что?

Он заулыбался, покивал… чудной, на самом деле, мужик. Никогда я таких комконовцев не видел. Разгильдяистый какой-то. Толстый, лысый, клочки волос над ушами, физия этакого доброго дедушки — тяжело воспринимать всерьёз. Прямо не верится, что в ВИДтрансляции он всех этих чрезвычайных-полномочных сделал, как детей.

— Это хорошо, — сказал. — Значит, полетишь туда, на станцию. Грузить анабиозные капсулы в наш грузовик. Нам, знаешь ли, нужны руки, чем больше — тем лучше. Детей много, а сделать надо быстро. Ты тогда отправишься с группой Алеся на станцию, а я за тюленятами на Эльбу — заодно и