Вода заметно светлела. Вероятно, рокочущий газовый гейзер, который бил из морского дна в каких-нибудь ста ярдах от них, вызвал сильное течение, и оно унесло взбаламученный ил. Так или иначе, теперь, когда снова видели телевизионные глаза дозорных лодок, работать стало намного легче.
И когда прибыло подкрепление, Франклин даже удивился. Неужели они здесь уже больше шести часов – а он не чувствует ни голода, ни усталости! Две лодки тянули за собой первую партию сделанных по его заказу цистерн.
Сразу работа пошла по-другому. Одну за другой бочки крепили к вышке, затем продували воздушным шлангом, и они всплывали, словно аэростаты. Подъемная сила одной бочки – две-три тонны; вот наберется сотня бочек, глядишь, лодка сама выскользнет из капкана.
Механические руки дозорной лодки чаще всего бездействуют, но теперь они казались Франклину продолжением его собственных рук. Четыре года, если не больше, прошло с тех пор, как он последний раз двигал великолепными металлическими пальцами, которые позволили человеку работать там, куда ему самому нет доступа. Франклин помнил свою первую попытку (это было четырнадцать лет назад) завязать узел механическими руками и какая путаница получилась. Потом он наловчился, но очень редко применял свое искусство – кто мог подумать, что оно окажется таким важным теперь, когда он давно оставил море и должность смотрителя?
Они принялись накачивать вторую связку бочек, когда их вызвал капитан Якобсен.
– Боюсь, мои новости вас не обрадуют, Франклин, – мрачно сказал он.
– Вода просачивается, и течь все сильнее. Если дальше так пойдет, часа через два придется нам уйти из этого отсека.
Этого Франклин больше всего опасался. Незамысловатая спасательная операция разом превратилась в гонку со временем. И гандикап не в их пользу – чтобы разрезать до конца вышку, нужно самое малое двенадцать часов.
– Какое давление у вас внутри лодки? – спросил он капитана Якобсена.
– Я уже поднял до пяти атмосфер. Дальше некуда, опасно.
– Постарайтесь поднять до восьми. Пусть даже половина людей потеряет сознание, не страшно, лишь бы кто-нибудь остался на посту.
Сейчас самое главное остановить течь.
– Хорошо, сделаю. Но если люди будут без сознания, это затруднит эвакуацию центрального поста.
Чересчур много слушателей, поэтому Франклин промолчал. Капитан Якобсен понимает это не хуже его, но пассажиры могут и не знать: если дойдет до эвакуации, то можно ставить крест.
Хочешь не хочешь, остается только одно. Отщипывать от вышки по кусочку – слишком долго, надо рвать ее взрывчаткой на две части; верхняя половина отвалится в сторону и освободит лодку.
Казалось бы, чего проще, с этого следовало начинать, но, во-первых, опасно взрывать вблизи от поврежденного корпуса лодки, во-вторых, нужно правильно разместить взрывчатку, а из четырех главных ферм вышки лишь верхние две были легко доступны; до нижних механическими руками не дотянуться. Тут только подводный пловец справится. На мелководье на это ушло бы от силы пять минут.
К сожалению, здесь не мелководье. Глубина – тысяча сто футов, давление – больше тридцати атмосфер.
Глава 24
– Это очень рискованно, Франклин, я не могу разрешить.
Не часто выдается случай поспорить с сенатором, а сейчас Франклин был готов не только спорить, но и в крайнем случае поступить по-своему.
– Я знаю, что это опасно, сэр, – сказал он. – Но у нас нет выбора.
Есть полный смысл рискнуть одним человеком, чтобы спасти двадцать три.
– Но ведь это самоубийство – погружаться с аквалангом на глубину больше трехсот – четырехсот футов.
– Конечно, если дышать сжатым воздухом. Азот нокаутирует человека, а кислород добивает его. Нужна правильная смесь. С тем аппаратом, которым я пользуюсь, люди погружались на полторы тысячи футов.
– Я вынужден вам возразить, мистер Франклин, – негромко сказал капитан Якобсен. – Насколько мне известно, только один человек опускался на полторы тысячи футов, и то под строжайшим контролем. И он не выполнял никакой работы.
– Я не собираюсь работать, только установлю два заряда.
– А давление?
– Давление, пока оно уравновешено, роли не играет, сенатор. Пусть мою грудную клетку сжимает сто тонн, я ничего не почувствую, ведь столько же будет давить изнутри.
– Извините… все-таки, может, лучше послать кого-нибудь помоложе?
– Я не хочу никому перепоручать это дело. И когда ныряешь, возраст не влияет. Я здоров – это главное.
Франклин повернулся к водителю и выключил микрофон.
– Пошли вверх, – сказал он, – а то они весь день проспорят. Лучше скорей начать, пока не отговорили.
Во время всплытия он лихорадочно размышлял. Может быть, это в самом деле безрассудство, и он, глава семьи, не вправе так рисковать? Или ему до сих пор, столько лет спустя, важно доказать, что он не трус, готов бросить вызов опасности, от которой однажды чудом спасся?
Да нет, все объясняется проще. Это своего рода попытка уйти от ответственности. Чем бы ни кончилось дело, он прослывет героем, а тогда Секретариат не возьмет его голыми руками. Интересная задачка: может ли физическая отвага уравновесить недостаток морального мужества?
К тому времени, когда лодка достигла поверхности, Франклин не столько решил эти вопросы, сколько отмахнулся от них. Пусть все эти обвинения против самого себя справедливы; это не играет роли. В душе он знал, что поступает правильно, иначе нельзя. Другого способа спасти этих людей, очутившихся в западне на глубине четверти мили, нет; перед этим все остальные соображения отступали в тень.
Сочащаяся из скважины нефть так пригладила море, что командир транспортного самолета смог совершить посадку, хотя его машина не была предназначена для земноводных операций. Поблизости дозорная лодка возилась с очередной гроздью цистерн, готовясь тащить их вниз.
Подводникам помогали летчики, которые сидели в маленьких, автоматически надувающихся лодках.
Коммандер Хенсон, главный водолаз Морского управления, ждал Франклина в самолете. Здесь снова возник спор, но он длился недолго, коммандер сдался – с достоинством и, как показалось Франклину, с облегчением. Если бы понадобился второй человек, Хенсон с его огромным опытом был бы лучшей кандидатурой. Франклин даже на минуту засомневался: может быть, он зря настаивает на собственной кандидатуре, это только уменьшает надежды на успех? Нет, он уже побывал внизу, знает обстановку, а Хенсону пришлось бы сперва сходить на разведку с дозорной лодкой – это лишняя трата драгоценного времени.
Франклин проглотил особые таблетки, получил инъекции и влез в резиновый гидрокостюм, призванный защитить его от почти нулевой температуры на морском дне. Он не любил гидрокостюмов, они сковывали движения и нарушали плавучесть, но выбирать не приходилось. Ему надели на спину три баллона – один, со сжатым водородом, зловещего красного цвета, – затем спустили в воду.
Коммандер Хенсон минут пять плавал вокруг него, проверяя и подгоняя ремни, грузы, гидроакустический передатчик. Здесь можно было дышать обычным воздухом, на кисловодородную смесь он перейдет на глубине триста футов. Аппарат переключится автоматически, и регулятор подачи кислорода сам будет следить за тем, чтобы состав смеси был везде правильным – насколько это возможно в среде, к которой человек вовсе не приспособлен.
Но вот все готово. Заряды надежно укрепили на поясе Франклина, и он взялся за поручни маленькой боевой рубки.
– Пошли вниз, – сказал он водителю дозорной лодки. – Скорость погружения пятьдесят футов в минуту, ход под водой не больше двух узлов.
– Есть пятьдесят футов в минуту. Если ход увеличится, приторможу реверсом.
Почти тотчас дневной свет сменился гнетущим зеленым сумраком. Из-за мути, принесенной восходящими токами, поверхностный слой воды почти не пропускал света. Франклин даже рубку видел плохо; уже в двух футах очертания поручней расплывались и пропадали во мгле. Это плохо. Ладно, на худой конец, он может работать на ощупь. Впрочем, внизу ведь вода намного прозрачнее.
