Я толкнул дверь и обнаружил, что она открыта. Мне не хотелось шуметь и пугать Алтайру, поэтому я вернулся к вездеходу и тихо сказал Рэндоллу:
— Все в порядке. Вы можете возвращаться. Благодарю.
Он молча кивнул, вынул из кобуры свой «Д-Р» пистолет, положил его на сиденье рядом с собой, а затем проверил затвор ручного автоматического пулемета, установленного впереди места водителя. Взглянув на темный фасад здания, он сказал:
— Все-таки лучше выключить свет.
Потом сделал неопределенный жест, не то махнув рукой, не то изобразив что-то вроде приветствия, и уехал. Я стоял, смотрел ему вслед, пока темный силуэт вездехода не исчез в роще, и завидовал этому парню, возвращающемуся на корабль. Меня охватило чувство полного одиночества. Я повернулся, чтобы идти к дому, и внезапно поймал себя на том, что пристально смотрю на темные окна и думаю о той минуте, когда войду и, может быть, обнаружу, что его домочадцев уже посетил тот кошмар, который недавно наделал столько бед у нас на корабле…
Невольно я положил руку на пояс Адамса и уже нащупал выключатель видеофона, но вовремя сдержался. У Адамса и так было достаточно забот и тревог, чтобы еще я отвлекал его каждые пять минут потому только, что у меня дрожат колени. И тем более не следовало связываться с ним прежде, чем я выясню, что у Алтайры все в порядке.
Я быстро вернулся к двери, резко открыл ее, вошел в дом, прикрыл за собой — и очутился в кромешной тьме. Нащупывая в кармане блузы электрический фонарик, я шагнул вперед и… наткнулся на что-то большое, твердое и неподвижное. Я отшатнулся. В голове загудело. Душа ушла в пятки. Наконец я нашел кнопку электрического фонаря и увидел неуклюже застывшего выключенного робота, стоявшего посреди коридора. Пару раз судорожно глотнул воздух. У меня так пересохло во рту, что язык, казалось, распух и с трудом ворочался. Но я заставил его заработать, ласково сказав:
— Робби!
За жалюзи его шлема появилось знакомое мерцание. Это было все равно, что встретить друга после того, как ты долго блуждал в лесу. Я заставил его зажечь свет и вошел в гостиную. Робот следовал за мной. Я спросил его, как чувствуют себя Морбиус и Алтайра. Он подмигнул мне своими лампами, щелкнул и прогудел:
— Доктор Морбиус спал. Мисс Алтайра спала.
Прошедшее время звучало несколько странно, но я решил, что Робби употребил его потому, что некоторое время был выключен. Я сказал:
— Пойди и посмотри, как они чувствуют себя сейчас.
Робот повернулся и тяжело зашагал к двери, ведущей в коридор. В этот момент я все еще находился посреди гостиной, разбирая на стуле свою медицинскую сумку, когда он открыл дверь и через коридор до меня донесся крик в комнате Морбиуса…
В два прыжка я пересек гостиную, не забыв крикнуть Робби, чтобы он убирался с дороги. Он повернулся, встал возле стены, и я проскочил мимо него, заметив, что дверь в комнату Морбиуса была открыта. Я услышал голос Алтайры. Слов нельзя было разобрать, но тон ее голоса был негромким и как будто успокаивающим. Причем без всякой надежды на успех. Затем послышался голос Морбиуса, выкрикивавшего что-то бессвязное, и когда я достиг двери, то увидел его борющимся с Алтайрой. Заметив меня, он отвернулся от нее и двинулся в мою сторону, отчаянно размахивая руками. Он выкрикивал:
— Я не хочу спать!.. Не хочу!..
Его движения были судорожными и плохо координированными, а по глазам было заметно, что он все еще находился под действием наркотика, и таким сильным, что было просто удивительно, как он вообще мог держаться на ногах.
Алтайра изумленно приоткрыла рот и уставилась на меня так, будто видит привидение. Но у меня не было времени разговаривать с ней. Я был слишком занят ее отцом. Уклонившись от его стремительного натиска, я схватил его за запястья одной из тех хваток, которая известна как мертвая и не забывается тем, кто ее испытал. Морбиус бурно сопротивлялся, но под влиянием наркотика силы его ослабели, и я заставил его вернуться назад и довольно легко усадил на край кровати. Глаза Морбиуса закрылись, голова опустилась, но как только я начал укладывать его на подушки, судорожная дрожь охватила его. Он снова вскочил, сопротивляясь и выкрикивая какие-то слова, среди которых я смог разобрать только «нет» и «спать»…
Подошла Алтайра, чтобы помочь мне. Она дрожала, и на лице ее были видны следы слез, но достаточно хладнокровно и точно выполнила все, что я ей говорил, и скоро мы наполовину усадили, наполовину уложили Морбиуса поперек кровати так, чтобы голова опиралась о стену. Хоть он и оставался после этого совершенно неподвижен, глаза его были открыты. Как ни странно, но, когда он лежал как следует, он казался спокойнее. Может быть, это было оттого, что в такой позе он мог каким-то сверхчеловеческим усилием удерживать себя от сна. Медленно и осторожно я встал с постели. Морбиус не шевелился. Очень тихо я сказал Алтайре:
— Оставайтесь на своем месте. Не пройдет и минуты, как я…
Ее голубые глаза смотрели на меня с мучительной мольбой, и я ободряюще улыбнулся ей. Потом вышел в коридор, нашел Робби там, где я его оставил, и послал за своей медицинской сумкой. Вернувшись в комнату Морбиуса, я прислонился к косяку двери так, чтобы только Алтайра могла видеть меня. Хотя отец ее был неподвижен, глаза его были все еще открыты.
Пришел Робби. Я взял у него сумку, достал пакет первой помощи и наполнил шприц большой дозой хесперидола. Спрятав шприц в руке и следя за взглядом Морбиуса, я подошел к нему. Мое приближение на этот раз вызвало у него лишь небольшое сужение зрачков и ничего больше. Я снова сел рядом с ним на постель. Он начал бормотать что-то вроде «нет» и «спать», но когда я потянулся за его рукой он позволил мне поднять ее и закатать рукав, я уже был твердо уверен, что окончательно справился с ним.
Игла уколола его, и он слегка вздрогнул. Взглядом он впился в меня, но сам даже не шелохнулся. Не думаю, что он был в состоянии сделать это. Сопротивление, которое он оказывал снотворному, отняло у него все силы, кроме сверхъестественной решимости бодрствовать. Я осторожно вынул иглу и сказал:
— Не беспокойтесь. Вы больше не уснете.
Наблюдая за его лицом, я заметил, что через несколько секунд выражение его смягчилось, а еще через некоторое время он уже улыбнулся счастливой улыбкой Будды, пребывающего в нирване. Хесперидол всегда оказывает такое действие.
Я указал Алтайре на дверь. Она медленно вышла, все время оглядываясь на отца. Устроив его поудобнее и подоткнув со всех сторон подушками, я решил оставить его так. Он все продолжал улыбаться, широко открыв свои ничем не побежденные глаза.
