"Ч.Карр, 20В.
Ж.Бершону, 27В.
Экселенц!
Спешу уведомить Вас, что работы по ликвидации последствий аварии в границах 20В практически завершены. Уничтожены зачатки преждевременной виртуальной революции. Откорректирована память наиболее заметных деятелей, противоправно переместившихся из будущего. Что касается внедрения в ряды местной бюрократии привходящих элементов, то ни структура, ни состав бюрократии, ни методы бюрократической работы от этого существенно не изменились. Маховик тяжел и надежен, сэр, и нет оснований беспокоиться, что кто-то или что-то сумеет нарушить его ход.
В вызывающем особое опасение 1937 годе, переполненном авантюристами из будущего, произошло спонтанное самоочищение, поощряемое руководством страны, в результате чего привходящие элементы в совокупности с репрессированными автохтонами сгинули в концлагерях. По этому периоду вопрос закрыт абсолютно.
Извещаю Вас, сэр, что в результате трагических совпадений погибли агенты г-на Фраста Люпис, Тяпус и Марьяж.
Трансмутант Попов отбыл в 27 век, дальнейшей информации не имеем.
Жду Ваших указаний.
С совершеннейшим почтение. Ч.Карр".
Ответ Бершона был краток:
"Служебная Вертикаль. Измайловский парк. 25 июня, 2 ч пополуночи местн. времени. Поиск по градиенту. Ж.Бершон".
То есть, хронолифт за отрядом Ч.Карра прибывал 25 июня в указанное время в указанное место. Четко и ясно, без всяких там сантиментов.
======
В гостинице Маша сдала живописную четверку знакомой администраторше - милой опрятной женщине лет пятидесяти - и укатила вместе со Светой и Колькой домой.
Едва она укатила, милая администраторша превратилась в стерву. Разговаривать стала брезгливо, через губу, презрительно морщась. Дескать: много вас тут, желающих пожить на халяву. Устроили тут шалман для всякой шпаны. Сдать бы, мол, вас куда положено, пусть там отмывают и от вшей лечат.
Дело происходило в кабинете администраторши, без свидетелей, вот она и изгалялась.
- Заткнись, - веско сказал Толян и водрузил на стол перед её носом свою большую потертую сумку, которая до этого Бог знает где только ни стояла.
- Четыре номера, - объявил он, вытащив из сумки запечатанную пачку зеленых и пошлепав ею по ладони. - С ванной, с биде, с ужином и шампанским. Пришлешь человека, пусть снимет мерки. К утру чтоб готова была новая одёжка, фирменная. Будет не фирменная, взыщу.
Говорил он коротко, отрывисто, как с каким-нибудь быдлом. И администраторша вновь стала приветливой и милой.
- Четырех номеров не будет, э-э, сударь, - сказала она. - С указанными параметрами будет всего лишь два. Есть без биде, но там уже живут.
- Выгони, - распорядился Толян.
- Это невозможно, - сказала она. - Ответственные работники.
- Выгони.
- Это будет дорого стоить.
- Сколько?
- Двести долларов сутки, - краснея, произнесла администраторша.
- Заметано, - сказал Толян...
Сонного Кольку, который спал на ходу, уложили в кресло-кровать, после чего Маша со Светой перебрались на кухню.
Квартира у Маши была маленькая, чистенькая, на шестом этаже шестнадцатиэтажного дома. Окно в кухне было распахнуто настежь, легкий сквознячок колыхал тюлевую гардину. Внизу во дворе орали пацаны, сгущающиеся сумерки уже мешали играть в футбол.
Разговор шел о том, о сем, этакий необременительный, отвлекающий от проблем трёп под чашку остывающего терпкого чая.
Порой Света, которой очень нравилась и уверенная в себе Маша и эта сияющая чистотой кухонька, ловила себя на мысли, что завидует. Завидует, что люди могут жить так спокойно и уютно, а она не может. И квартира есть побольше этой, и чемоданы денег, на которые можно купить дворец, нету главного - спокойствия. Которое ушло, как только ушел Игорь.
Всякий раз, когда Света думала об Игоре, она мрачнела, замыкалась в себе, и Маша начинала её тормошить.
Света возвращалась из своей оцепенелой задумчивости, а Маша говорила ей, успокаивая:
- Да вернется он. Все всегда возвращаются. Не война ведь.
- Может, хуже, чем война, - вздохнув, отвечала Света. - Мы же не знаем. Ты извини, что я такая... квёлая. Навязалась тебе на шею.
- Вот только этого не надо, - говорила Маша. - Я же не чурбан какой-нибудь. Я же понимаю.
Незаметно прошел час, мальцы во дворе угомонились. Поднялся ветер, шумя листвой стоящих внизу лип и тополей, и Маша прикрыла окно.
Разговор у них теперь шел о молодняке, и Маша очень опасалась, что нынешние реформы (так сказать реформы) молодежь исковеркают, потому как всё и вся начинает заменяться золотым тельцом.
Наплевать на искусство, на культуру, на науку. Главное - любым способом нахапать. Примеры перед глазами: олигарх хапает, не имея за душой ни таланта, ни элементарных способностей, а писатель, художник, ученый сидят на бобах. Родители, окончившие институты, также сидят на бобах. Так какой смысл учиться? Зачем напрягать извилины? Страшненькая мораль, подленькая мораль - всё сводить на голые деньги. Деньги - всего лишь эквивалент труда и не более. Сначала должен быть труд, а нет труда - нет денег. Труд - это лошадь, деньги - телега. Больше телега - больше труда, чтобы её свезти. Верно ведь? А у нас, как у дураков, телега впереди лошади. Запрягли! Экие умельцы.
- А если нашел сверточек? - сказала Светлана. - Тоже ведь без труда.
- Сверточки на дорогах не рассыпаны, - отозвалась Маша. - Это как лотерея: есть везение - нету везения. Мне вот не везет, приходится рублик за рубликом зарабатывать.
- Погоди-ка, - сказала Светлана и принесла из коридора туго набитую хозяйственную сумку.
- Считай, что нашла свой сверточек, - произнесла она, открыв сумку. Наружу, будто выталкиваемые какой-то силой, выплыли пачки запечатанных сторублевок. - Половина твоя.
- Игоревы? - спросила Маша, покосившись на деньги.
- Да, - ответила Света. - Ты как будто не рада?
- А чему радоваться-то? - сказала Маша. - Их бы на экспертизу. Наверняка поддельные.
- А вот и нет, с печатного станка, - возразила Света. - Таких станков пока не делают. Но будут.
- Заманчиво, - сказала Маша. - Только ведь у нас как? Купишь чего - сразу начинают доставать: почему такие расходы, что превышают доходы? Налоговая, то-сё. Из органов, естественно, турнут. И что дальше?
- Э-э, не вешай лапшу, - совсем по-цыгански сказала Света. - Тут тебе лет на двадцать хватит. Зачем тебе органы?
И подмигнула.
Вот это совсем другое дело. Вот такая Света Маше нравилась.