— За Свободным никто не следил? — спросила Рингельд.
Я очень удивился ее вопросу.
— Если б я знал, что нужно быть настороже… Мое внимание привлек лишь тот человек, который привел меня к месту нашей встречи.
— Он — единственный слуга, которому я вынуждена доверять, — сказала Рингельд.
— Значит, без слуг не обходится и здесь, — невольно смирился я с тем, что все космогонии в итоге одинаковы.
— Свободный заметил, какого он роста, — смягчила тему Рингельд. — Он — из низшей касты служителей Программы.
— А что это за цирк, где я побывал?
— Примитивное развлечение операторов, — сказала женщина-атлант. — Внешние войны. Что есть настоящая война, известно лишь воинам высшего Круга.
Я не успел спросить, что значит «настоящая», как она открыла эту грандиозную тайну:
— Внутренняя война. Внутри каждой живой клетки тела. В каждой молекуле. В каждом атоме тела. Бесконечное число столкновений в бесконечно малом делении пространства. Поражение в одном атоме означает аннигиляцию, распад всей сферы тела. Вспышка… Кольцо замкнуто. Путь воина вновь начнется от Инкарнаполиса — через внешние войны планет низших Кругов… Сигурд был первым воином Хариты.
Она замолкла, и я долго следил за стремительным встречным током пустыни…
Прежде, чем из-за горизонта вздыбился перед нами город мощи поистине титанической, затмивший виденных мною левиафанов, я узнал еще кое-что. Мозаика кромешной космогонии пополнилась новыми стеклышками. Я узнал, что легионы из низших каст, операторы и слуги, тоже проходят посмертный круговорот через Инкарнаполис Планеты Истока и по неким врожденным признакам и талантам распределяются по всем освоенным, завоеванным Кругам и планетам вселенной Сферы. Кончают жизнь в низших кастах вполне обывательски, в своих постелях, едва дотягивая до земного полувека, и обязательно от белокровия — таков закон здешней природы.
Меня осенило! «Внутренняя война» — это своего рода противоположность молитве… Антимолитва…
Между тем, Рингельд сообщила, что перед нами не жилой город, а боевой форт. Над фортом в плоти туч зияла ровная круглая прорубь в бездну черного пространства, и в той по-зимнему остро сверкали звезды.
— Да, здесь находится выход в пространство, — подтвердила Рингельд.
Аппарат нырнул в титаническую геометрию крепости и замер, коснувшись тверди, среди полей стального блеска, под черной аркой, вздымавшейся выше воображения Жана Эйфеля.
Колба пилотской кабины растворилась — и сверху в нас ударил мощный пучок интенсивно-лунного света. Не сдержав любопытства, с риском ослепнуть я различил в вышине сияющий треугольник с мутным лунным бельмом внутри.
Нечеловеческим стальным звуком раздалось слово-вопрос, адресованное явно одной лишь Рингельд… Вероятно, я услышал его мысленное эхо.
— Цель?
Рингельд спокойно ответила:
— Планета Истока.
— Чин иерархии? — вопросил некий страж.
— Престол касты, — отчеканила Рингельд, замерев изваянием. — Канал Омега. Право наставника скаутов.
— Обратимость канала нарушена. Четвертый Рим закрыт, — изрек страж. — Контроль права.
Рингельд подставила свету открытую ладонь. Сверху в нее уколол красный луч. И погас.
— Второй контроль, — потребовал страж.
— Опусти голову, Свободный, — велела мне Рингельд.
Я опустил… и слегка содрогнулся. Рядом со мной поднималась другая рука Рингельд — облаченная в страшную боевую клешню. Рука поднялась. Мощно сверкнуло над нами, гулко лопнуло, сгущенный лунный свет погас. Наш аппарат сорвался со стального поля во мрак.
Пронзив встречный тоннель, мы очутились под «входом в пространство», среди легиона боевых «ос»-дирижаблей. Одну из них мы захватили без боя. Но надо признаться, что я не заметил в этом боевом порту ни одной живой души.
Мы взлетели.
— Нас не преследуют, — в унисон моему удивлению растерянно сказала Рингельд.
Никакого лунного света не было, но она оставалась белее милосского лика.
— А кто-то должен преследовать? — вопросил на это иванушка-дурачок, он же Свободный с большой буквы.
— Мы нарушили Первый Закон, — безжизненно сообщила Рингельд.
— Может быть, ваш поступок был слишком неожиданным для тех, кто должен начать преследование?
— Я отлучена от Инкарнаполиса… — донеслась до меня мысль Рингельд, не имевшая отношения к вопросу. — Уже отлучена.
Мне было трудно представить тяжесть такого приговора. Я понимал смутно: «отлучение», вероятно, означало потерю права очередного рождения… то есть… что? Исчезновение?… некая консервация души в самом глубоком круге здешнего ада?
— Но ведь выбор сделан тобой, Рингельд, — сказал я, вспомнив, что в античном разговоре богов и героев нет обращения на «вы».
— У меня не было выбора, — совсем заинтриговала меня Рингельд. — Этим мы отличаемся от Свободных… Посмотри вниз, Свободный!
Харита, планета Белого Круга, выглядела со стороны как бильярдный шар с ущербом в виде круглого темного пятнышка. То было отверстие над фортом. И вот оно стало быстро затягиваться мутно-голубоватой дымкой.
«Пространство закрывается! — с легким трепетом догадался я. — Кто-то закрывает его…»
— Сбывается, — молча прошептала Рингельд.
— Есть пророчество вне Предания? — опять догадался я.
— Да… Оно возникает в памяти каждого воина, как только он восходит на Белый Круг.
— Программа?
– Нам не положено называть… — качнула головой Рингельд. — Пророчество гласит: «В день, когда закроется пространство, падут врата Валхаллы…»
— Конец мира? — не нужно было быть пророком, чтобы предвидеть это.
— Не знаю! — отрезала Ригнельд. — Нет шага назад.
Как-то буднично выглядел тут конец света… тихо. Может, таким он и должен случиться?
Мы неслись в кромешной тьме чужого, беззвездного космоса и молчали.
Когда я заметил во мраке тонкую радужную ленточку, Рингельд подняла руку и сказала:
— Граница Круга.
Радужный диск возник в воздухе прямо перед ее лицом. Я заметил некий ритуальный жест — Рингельд словно бы вычертила на диске не известную мне руну. В следующий миг весь космос полыхнул белой вспышкой.
«Неужто!..» — мелькнула апокалиптически озорная мысль.
Планета ИстокаЯ ошибся — путешествие благополучно продолжалось.
Перед нами сиял выпукло-голубой лик Планеты Истока. Земля… Или ее копия.
Несколько крутых долгих маневров заставили меня закрыть глаза и побороться с тошнотой. Когда я вновь поднял веки, внизу уже расстилался знакомый пейзаж: леса, леса до горизонта.
