— А выкуп? — удивился Дрон.
— На твое усмотрение, — сказал Том. — Но сверх меры не усердствуй, а то ни выкупа не получишь, ни торговой цены. А я пойду, недосуг мне.
Про работорговые корабли говорят, что условия содержания невольников настолько ужасны, что из каждого десятка успешно пересекают море человек пять-семь, редко больше. На тех торговых линиях, где возят черножопых чернорабочих, так все действительно так, но корабли, перевозящие белых специалистов, устроены по-другому.
Рабов размещают в четырехместных каютах, называемых также морским жаргонным словом «купе». В каждой каюте стоят двухэтажные нары слева и другие двухэтажные нары справа. Между ними установлен маленький столик для еды, а под нарами есть немного места на случай, если у раба есть личные вещи. Еду раздают дважды в день, это та же самая еда, какой кормят матросов. Каюты не запирают, рабы могут ходить везде, кроме верхней палубы, и еще нельзя заходить в трюмы с ценными грузами. Когда работорговля только разворачивалась, многие пираты пробовали пихать рабов в галеоны, как селедок в бочку, но скоро стало ясно, что излишняя жестокость здесь неоправданна. Экономить на условиях содержания бессмысленно, изможденного раба надо либо продавать намного дешевле, либо тратить время и деньги на реабилитацию перед продажей. Если бы все рабоперевозчики между собой договорились, что рабы прибывают в заморские колонии только изможденными и никак иначе, тогда еще можно было экономить, но такие договоренности бывают только в сказках, а по жизни каждый пират заботится только о своей прибыли, а на товарищей по ремеслу ему плевать.
Оказавшись в трюме пиратского галеона, Ким почувствовал себя странно. Вся его жизнь перевернулась вверх дном, еще вчера он был наследником богатого землевладельца, студентом-хорошистом, перспективным спортсменом и еще более перспективным женихом для какой-нибудь богатой наследницы, симпатичной и с хорошим характером, не склонной к ботаничеству и иным мерзким выходкам. А сегодня он никто, и зовут его никак, безымянный раб он, и, странное дело, ему так даже нравится. Потому что, став рабом, он впервые почувствовал себя свободным.
Раньше он не понимал, в какой степени является рабом обстоятельств, что почти все время он играет жесткие социальные роли, от которых освобождается только когда пьяный или накуренный, да и то ненадолго. Ты богатый наследник, одевайся прилично и не ругайся матом, ты приличный студент, не плюйся жеваной бумагой из трубочки, ты воспитанный юноша, не хватай девиц за жопы. Но его никто не спрашивал, хочет ли он быть богатым наследником, приличным студентом или воспитанным юношей! Может, ему по душе скакать голому по диким лесам, может, только там он будет счастлив! А если и не будет счастлив, так придумает что-нибудь другое и станет счастлив по-любому!
Когда их с Мюллером только повязали стражники, в первый момент ему подумалось, что это никакое не счастье, а совсем наоборот, жизнь сломана, судьба загублена. А потом Мюллер позмолился Птаагу и, странное дело, об утешении молил Мюллер, а снизошло оно на Кима. Мюллер убежал в смятении, но Ким ему не судья, потому что Мюллер по-прежнему прозябает во тьме, а Ким просветлился и счастлив. Скоро путешествие кончится, их высадят в заморской земле, а там, говорят, воткнешь в землю трость, а на следующий день она уже плодоносит. Разве можно быть в таком месте несчастным? И неважно, что матросы называют Кима рабом, рабы всякие бывают, все говорят, что Кима сразу возьмут в надсмотрщики, а надсмотрщики по жизни скорее рабовладельцы, чем рабы. Материально станет победнее, зато скучно не будет, не придется каждый день мучительно размышлять, как этот самый день побыстрее убить.
Хорошо, что он не поддался на провокацию, не стал ничего говорить тому стражнику, который самый старший. Хорошо, что Птааг вовремя напомнил ту позорную историю, которую Ким так мечтал забыть все эти годы. Тогда тоже казалось, что ничего страшного нет, подумаешь, чуть-чуть поддаться, а в итоге вон как вышло. Но теперь Ким умнее, он теперь сразу решил, что не поддастся мучителям ни в какой малости, и не прогадал. Мучители, как оказалось, вовсе не собирались его пытать, на испуг брали. А если бы поддался — окончательно потерял бы самоуважение.
Получается, не уступать угрозам не сложно и не страшно. Главное — не уступать ни в чем, чуть поддашься в одном — сразу сдашь и все остальное. А еще очень важно не бояться. Это легко, надо просто на все вопросы отвечать бранью, можно даже не слушать, что именно спрашивают, услышал голос — сразу ругаешься. В таком режиме даже если и захочешь ответить что-нибудь дельное, все равно не сможешь, потому что чтобы ответить что-нибудь дельное, надо сначала услышать что-нибудь дельное, а если вопрос не расслышал, то и не ответишь.
— Совсем парню крышу снесло, — сказал Кай Мертвяк своему товарищу по путешествию, Гору Ястребу.
Гор поднял голову и посмотрел, как Ким лежит на верхних нарах и пялится в потолок.
— Да уж, — согласился Гор. — Совсем озверели легавые, черным волшебством уже не брезгуют.
— Не волшебство это, — возразил Кай. — Наркотик. Был у меня в банде один пацаненок…
Гор знал эту историю от начала до конца и мог при желании повторить ее наизусть. Уже вторую неделю они трепыхались в открытом океане, а ни карточной колоды, ни костей в купе не нашлось, так что единственным развлечением оставалось травить байки. Киму хорошо, он лежит себе и тащится сам от себя, вниз спускается только пожрать или погадить. Иногда Гор ловил себя на мысли, что тоже хотел бы отведать черной магии, но не в такой дозе, конечно, а в более человеческой, чтобы не неделю кряду валяться, как морковка на грядке, а чтобы как у нормальных людей — побалдел час-другой, и отпустило. А такого счастья, как у Кима, и даром не надо, так немудрено весь человеческий облик растерять, станешь как Аленин брат, который из козлиного копытца попил, или как этот… кстати, интересная байка…
— Слушай, Кай, а ты настоящего бесноватого когда-нибудь видел? — спросил Гор. — Не как Ким, а натурального, чтобы изо рта бес говорил чужим голосом, и все такое.
— Нет, не видел, — отозвался Кай. — Дураков видел много, а бесноватых не видел.
— Тогда слушай, — сказал Гор, и начал рассказывать байку.
— А все-таки зря ты им его отдал, — печально произнес Мюллер.
— Не тебе меня судить, — заявил Птааг. — Про нас, богов, не зря говорят, что мы неисповедимы.
Голос Птаага был спокоен и невозмутим, как будто они не о природе вселенной беседуют, а цены на репу обсуждают.
