— Не надо юлить, — поморщился Инхандек. — Не надо притворяться: наш коллега погиб. И у него в сейфе нашли золото в самородках. Ты понимаешь, что надо собирать комиссию и решать, куда его отправлять: в Гохран или в Алмазный Фонд? Ведь это — ценности, и им место в Кремле. А там спросят: откуда?
— Ну, не надо так надрываться, Хан. Поднапряжемся, снизим пробу. Потом еще снизим — до следов… И пусть забирают… хотя бы в геологический музей. Пириту там самое место.
— Ах, какие мы умные! Ну, допустим — сделали. А теперь ответь для меня. Откуда у Адольфовича золото? С какого, так сказать, месторождения? А главное, кто и за что его убил?
— Вы — начальство, вы и объясняйте.
Инхандек откинулся на спинку кресла, сжал пальцами подлокотники. Теперь место философа занял тиран на троне: властный взгляд, сжатые губы, готовые, казалось, разомкнуться, что бы повелеть: «В темницу его!».
— Вот как? Такую, значит, позицию занимаешь?! Тогда все просто — это твой сотрудник.
— Юрин?
— А кто еще?
Егорыч потеребил мочку уха.
— Чтобы потом заявить, будто я его надоумил?
— А что, вариант.
Уголки губ приподнялись в ухмылке. Инхандек продолжил:
— Начнется следствие, тебя возьмут под стражу. Дело-то нешуточное.
— Следствие… — задумчиво повторил Солнцев. — А если я на следствии расскажу всё, что мне известно? Про неликвиды, пионерский лагерь, работу пищевого цеха «налево»…
— Ты меня в чем-то обвиняешь, Миша?
— Хан, в чем же тебя можно обвинить! Сам-то ты чист, как северное сияние. Но ты покрываешь хапуг… Даже так: они прячутся за тобой. В прежние времена такого бы ты не потерпел.
— То были прежние времена. Теперь многое разрешено. Вернее, не запрещено.
Было видно, что разговор свернул в неприятное для начальника русло, но отступать Инхандек не намерен.
— Хан, мы не на партхозактиве в горисполкоме. Что ты от меня хочешь на самом деле? Чтобы я признал: Арнольд имел философский камень?
— Ты сам произнес это.
Хозяин кабинета вновь расслабился, восседая вальяжно, словно барин средней руки, выслушивающий доклад управляющего имением. Ходить вокруг да около Инхандек мог долго. У Солнцева времени не оставалось. В силу некоторых обстоятельств он попал в цейтнот.
— Мы же с тобой не в этом веке родились, Хан. Совершенно понятно, что в лаборатории, которая занимается «камнем», золото могло явиться лишь из одного источника. Не в туристических же походах по Соловейску и окрестностям он его выкопал, да?
Инхандек скривился.
— Не институт у нас, а… Арнольд сам тебе рассказал, чем занимается «сорок седьмая»?
Солнцев отмахнулся.
— Не морочь голову, Хан. Ты прекрасно знаешь — я с покойником не общался… Да тут каждой собаке известно, что Адольфович половину института проверил на своей установке.
— А твой сотрудник, он-то зачем к нему направился?
Ответа зам директора не дождался.
— Молчишь. А Юрин заявил, что ты дал ему задание отыскать «камень».
— Не отрицаю.
— Еще бы ты отрицал!..
Инхандек опять состроил недовольную гримасу. Побеждать в дискуссиях замдиректора любил со значительным преимуществом над оппонентом. Ему надо было, чтобы с ним спорили. А уклоняющийся от боя соперник не только не интересен, но и… опасен. Что на уме? Нет ли в рукаве запасного козыря?
— Хан, что ты дурака валяешь! Это обычная задача для молодого специалиста. Чтобы вник, так сказать, в суть проблематики.
— Как-то глубоко он вник. Комната была закрыта изнутри. В помещении кроме Юрина и Велеречева — никого. Вывод однозначен.
— Но кто-то мог пройти сквозь стену…
— Миша, не смешно. Стены в «сорок седьмой» непроницаемы.
— А двери?
— И двери, и пол, и потолок…
Инхандек был доволен: теперь Солнцев вел себя, как положено — искал выход, которого не было. Логическими построениями его загнали в угол.
Бычья морда на стене демонстрировала явный интерес, словно шахматный болельщик, точно знающий: партия еще не окончена.
— Возможно, кадавр? Он находился в комнате, а после дематериализовался. А?
— Не говори глупостей. Я понимаю, что у тебя опыт экспериментальной работы огромный и ты мне с полсотни версий выдвинешь… Я проверил твоего Юрина на Магрибском Шаре. И знаешь, что обнаружил?! Искривление! Между получением диплома и приездом в Соловейск…
— Ха! А ведь я сразу догадался: твоя затея с Арконой имела целью лишь проверку молодого специалиста. К чему такие сложности, Хан?
Замдиректора вновь поморщился. Нельзя недооценивать противника. Егорыч — тертый калач, голыми руками его не возьмешь. Похоже, с ним нужно играть в открытую.
— Все очень не просто, Миша. Кто-то сильно интересуется Институтом. Юрин — «засланный казачок». Блок, который ему поставили… Я даже не знаю, кто мог это сделать. А главное — зачем?!
Солнцев бросил взгляд на голову яка. Морда казалась задумчивой, будто животное собиралось присоединиться к «мозговому штурму».
— Знаешь, Джордж… Все что ты сообщил о Юрине — интересно. Весьма. Но для чего ты битый час болтаешь всякую чепуху. Извини, хочется выругаться матом в твой адрес. Всем, кто хоть что-то смыслит в наших делах ясно: появление Всеволода Кирилловича Юрина здесь не случайно! Никаких способностей к колдовству у него не имеется. Это выпирает настолько явно, что прямо-таки подозрительно: почему его не отправили в тот же день обратно в Питер? Кто-то замолвил за него словечко? Вряд ли. По моим данным Всеволод сам по себе — не плохой человек. Чистый и открытый. И даже если Юрина используют, лучше знать, что именно от него исходит угроза. Это, принимая за аксиому, что наша организация всё еще представляет для кого-то интерес. Но я в это не верю. Просто не представляю, кто мог бы обратить на нас внимание. А то, что администрация давно собирается Институт приватизировать — всем известно.
— Как и то, что кое-кто в Институте считает: всё должно оставаться, как есть. И — вот результат.
— Не вижу, пока, никакого результата.
Солнцев в прошлом сам, — еще и пяти лет не прошло, — занимал пост заместителя директора по науке. Это давало ему моральное право в спорах с Инхандеком (тем более, при разговоре тет-а-тет) занимать жесткую позицию. Он мог бы и сейчас тут руководить. Но возраст, возраст… Как только появилась более-менее приемлемая кандидатура, Михаила Егоровича «ушли в тень», как некогда поступили и с его предшественником. То, что течение жизни в начале девяностых круто изменится, не предвидел никто. Хотя позже некоторые умники заявляли, дескать, они заранее вычислили по Нострадамусу «смену полюсов»…
