Стараясь скрыть нетерпение, он сказал:
— Знаешь, Хетти, хоть этих экспериментальных групп — целая уйма, я знаю, где они скрываются — все до единой. — Это была наглая, неприкрытая ложь, и он произнес ее без малейшего зазрения совести, хвастливым, уверенным тоном. — Ты только назови длину волны — я тут же скажу; кто над ней работает и где.
И робот невольно выдал своих хозяев. Несчастный изуродованный ум девушки умел реагировать с прямотой автомата и не был способен на хитрость.
— Пять десятых сантиметра, — произнесла она, — выговорив эти слова так, как будто они были выбиты на ее измученном мозгу. Руки ее скользнули вперед, нырнули под стол. Она готовилась передать информацию и принести его в жертву.
— Вот я и узнал все, что хотел! — прорычал Грэхем.
Девушка еще не успела пошевелиться, а он уже вскочил на ноги и обогнул стол.
Протянув руки, чтобы схватить Хетти, он увидел, как дверь в кабинет Сангстера распахнулась и на пороге появилась угрожающая фигура. Выхватив пистолет, Грэхем бросился на пол. Маньяк помедлил, кое-как прицелился; в небольшом помещении оглушительно прогремел выстрел.
Над Грэхемом что-то пролетела Дверь шкафа распахнулась настежь. На время забыв о первом стрелке, Грэхем выпалил в открытый шкаф, увидел, как от стенок отлетели щепки, и понял: все четыре часта пули попали в цель.
Послышался вопль; из шкафа вывалился согнувшийся пополам человек. Роняя кровавую пену, он согнулся еще ниже, потом упал навзничь, застыв окровавленным барьером на пути своего безумного спутника.
Воспользовавшись затишьем, Хетти выдвинула ящик стола и что-то выхватила из него. Перегнувшись через стол, она направила на Грэхема маленький старомодный револьвер. Пустые, лишенные выражения глаза сверлили цель, костяшки пальцев побелели. Вдруг стол под ней вздыбился — это Грэхем отчаянным броском отшвырнул его от себя. Хетти упала на стул, ствол пистолета задрался и выстрел пришелся в потолок.
В коридоре послышался топот; вдали, у лифтов, кто-то сыпал проклятиями. Грэхем приподнялся и выстрелил одновременно с первым нападавшим. Его левая рука непроизвольно подскочила и запылала, будто от ожога. Зато противник рухнул как подкошенный.
Дверь за ним распахнулась, и в комнату ворвались двое вооруженных оперативников. Из конца коридора доносилась громкая револьверная пальба. Вот пуля ударила во что-то металлическое и, резко взвизгнув, отскочила. Еще две вонзились в деревянный наличник двери, третья мягко вошла в тело. Один из офицеров, тот, что пониже, закашлялся, сплюнул, снова закашлялся, ослабев, прислонился к стене, съехал по ней вниз. Он замер, сидя на полу — пистолет вывалился из пальцев, голова упала на грудь.
— Их здесь тьма! — крикнул второй оперативник. — Здание так и кишит придурками! — Выглянув из-за двери, он быстро послал две пули налево, вдоль та коридору. Справа в том же направлении обрушился град выстрелов, и через несколько секунд затишья в комнату проскользнули еще четверо офицеров.
— Скорей — подгоняя их Грэхем. — Я хочу вызволить девушку.
Он повернулся, собираясь схватить Хетти и унести, но увидел в окне далекое голубое сияние. Витоны! Штук двадцать сверкающих шаров, вытянувшись цепью, как нитка огромных бус, стремительно приближалась, целясь прямо в окно комнаты. Пастухи спешили на выручку своим псам!
По коридору снова загрохотали шаги. Грэхем метнулся к двери, его товарищи открыли стрельбу. Сидящий на полу офицер стал слепо шарить в поисках пистолета и вдруг завалился на бок; глаза его закрылись, изо рта вытекла струйка крови.
Снаружи донесся шум ударов, стоны, бешеные вопли. Мгновение — и в комнату хлынула толпа витонских прихвостней. Они наступали, вытаращив глаза и нисколько не заботясь о собственной безопасности, с безрассудством спятивших автоматов. Это были роботы, созданные для того, чтобы убивать — как угодно, любой ценой.
На Грэхема надвигалось бесцветное лицо: мерзкие глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Перекошенный рот пузырился слюной. Он со всей силы заехал в гнусную физиономию, и она исчезла из вида, будто ее обладатель рванул прямиком в космос. На его месте тут же появился другой придурок, но Грэхем уложил его одним ударом.
Кто-то поднял безумца с подергивающимся лицом и швырнул на середину комнаты. Поверженный идиот, по-змеиному извиваясь на полу, ухватил Грэхема за левую ногу. Отбиваясь правой, тот превратил его нос в земляничный пудинг. Рядом с его ухом оглушительно прогремел пистолет коллеги-оперативника, в ноздри ударил резкий запах пороха.
Бешеная схватка вынесла Грэхема из сотрясаемой грохоток комнаты, в коридор, потом еще дальше, к лифтам. На его плечо обрушился сокрушительный удар, казалось, со всех сторон к нему тянется тысяча хищных рук.
Он видел, как Шиэн, один из офицеров, вбил дуло пистолета прямо в чей-то слюнявый рот и нажал на спуск. Во все стороны брызнули ошметки черепа и мозга; жертва с наполовину снесенной головой рухнула под ноги сражающихся. Где-то позади, а может, спереди или в каком-нибудь другом направлении — он не мог разобрать — одинокий голос выкрикивал что-то о витонах. Грэхем врезался в толпу придурков, сражаясь еще одержимее, чем они. И тут его сознание погрузилось в бушующее адское пламя, в котором он тонул, тонул, тонул, пока все звуки извне не замерли окончательно.
Ослабив на голове повязку, Грэхем взглянул на видневшуюся вдали громаду Манхэттенского банка и повернулся к спутникам.
— Как нам удалось выбраться из этого ада? Что там случилось?
— Мы с напарником расправились с пятеркой, болтавшейся в вестибюле, — ответил Воль, потирая ушибленное колено, и поморщился от боли. — Потом услышали кавардак, который начался наверху, когда шестеро наших поспешили тебе на выручку — по лифтовой шахте доносился грохот. Вскоре двое выскочили оттуда, как черти из пекла, и приволокли тебя на себе. Ты совсем вырубился, и видок у тебя был, прямо скажем, бледный! — Он снова погладил колено и тихонько выругался. — Твои носильщики сказали, что ускользнули прямо из-под носа у витонов.
— А где Хетти?
— Она там, — Воль протянул ему полевой бинокль. — Отправилась следом за Мейо.
— Что, выбросилась из окна? — увидев утвердительный кивок Воля, Грэхем погрузился в раздумье.
Так, значит, ее несчастный, исковерканный ум обременяла тройная задача. Выполнив свой долг, она должна была покончить с собой.
Он печально взглянул на кучку тряпья, застывшую на тротуаре. Скоро ее подберут и устроят подобающие проводы. А пока им повезло: они успели смыться быстро и как раз вовремя: теперь их снова невозможно отличить в миллионной толпе усталых, прячущихся по углам нью-йоркцев.
Только по чистой случайности или с помощью какого-нибудь витонского прихвостня их удастся опознать — с таким же успехом можно искать пчелу в густом рое. Хорошее сравнение — восстание пчел. Та же неприметность защитила бы от хозяина-человека нескольких сметливых насекомых, вздумай они изобрести способ заменить муравьиную кислоту смертоносным ядом паука-каракурта. Бели бы дошло до этого, от меда таких пчелок хозяину не поздоровилось бы.
— Так ты говоришь, что меня вынесли двое? Только двое? — Его вопросительный взгляд упал на четверку растерзанных офицеров, стоящих поодаль; двое из них неловко переминались с ноги на ногу. — А где еще четверо — убиты?
— Двое остались там. — Один из беспокойной пары махнул рукой в сторону Манхэттенского банка. — Бэтхерет и Крэйг задержались.
— Почему?
— Большинство придурков разбежались, были ранены или убиты, но им на смену пришли витоны. Они как раз появились наверху, когда мы внизу пытались вас вынести. Вот Бэтхерет с Крэйгом и вернулись, ну и… — Он замолчал.
— Их заманили в ловушку, зная, что из нее нет выхода? — подсказал Грэхем.
Собеседник молча кивнул.
Итак, двое остались, чтобы отвлечь по-прежнему непобедимого и к тому же разгоряченного схваткой врага, остались, чтобы беспомощно метаться и кричать и с криком умереть — или тоже превратиться в придурков. Они устремились наверх, зная, что спасения нет, но зная еще и то, что к тому времени, когда их схватят и высосут их непокорный разум, остальные затеряются в людской толпе и будут в безопасности.
Ради них эти двое пожертвовали жизнью. Грэхем молчал: сейчас любые слова прозвучали бы фальшиво; он знал, что никто не ждет и не требует от него никаких слов. Оперативники просто исполнили свой долг — так, как они его ощущали, в соответствии с традицией Разведывательной службы — вот и все.
Погладив пульсирующую левую руку, он приподнял тонкую повязку… Пустяковая царапина.
— Пусть это послужит тебе уроком, — сказал Воль, — не лезь туда, куда даже ангелы побоялись бы ступить. Что ты получил — сплошное несчастье!
