Сард, Болбай, Адекор, Жасмель и Мегамег, которую Жасмель держала за руку, по широкому выстланному мхом коридору прошли в павильон архива алиби. Болбай не смогла удержаться от язвительного замечания по адресу Адекора:
— Что, никто не согласился говорить от твоего имени, а?
Хотя бы в этот раз Адекору хватило ума удержать язык за зубами.
* * *
Не так много ныне живущих людей родилось до внедрения компаньонов: немногочисленные представители 140-го поколения и ещё меньшее число представителей 139-го, которые ещё не умерли. Для всех остальных компаньон был частью их жизни практически с её первых дней, когда вживляется первый младенческий имплант. До тысячемесячного юбилея начала Эры Алиби оставалось совсем немного времени — весь мир готовился к празднествам.
Даже в одном только Салдаке десятки тысяч людей успели родиться и умереть после вживления первого компаньона; самый первый имплант был установлен в запястье его изобретателя, Лонвеса Троба. Огромный павильон архива алиби, расположенный рядом со зданием Серого Совета, был разделён на два крыла. Южное упиралось в древнее скальное обнажение; расширение этого крыла было бы непростым делом, и поэтому здесь хранили активные кубы алиби, принадлежащие ныне живущим людям, число которых оставалось практически постоянным. Северное крыло, хотя в данный момент не превышавшее размером южное, могло достраиваться без ограничений, как того и требовалось. Когда кто-нибудь умирал, его куб алиби отсоединяли от приёмника и переносили сюда.
Интересно, подумал Адекор, в каком крыле сейчас находится куб Понтера. В принципе, арбитру ещё предстояло вынести решение о том, было ли убийство. Он очень надеялся, что куб пока ещё в крыле живых; он опасался, что не сможет сохранять присутствие духа, если придётся просматривать сцены из жизни Понтера на стороне мёртвых.
Раньше Адекору не доводилось бывать в архиве. В северном крыле, крыле мёртвых, для каждого поколения имелось отдельное помещение с ведущим в него сводчатым проходом. Первое из них было крошечным, и в нём хранился единственный куб, принадлежащий Валдеру Шару, единственному в Салдаке представителю 131-го поколения, который ещё был жив на момент внедрения компаньонов. Следующие постепенно становились больше — в них хранились кубы рождённых в 132, 133, 134 и 135 поколениях, каждое на десять лет младше, чем предыдущее. Начиная со 136-го поколения все помещения были одинакового размера, хотя в отведённых для 144-го и более поздних пока находилось всего несколько кубов: почти все его представители были ещё живы.
В южном крыле было единственное помещение с тридцатью тысячами разъёмов для подключения кубов памяти. Хотя поначалу в южном крыле царил порядок и кубы были сгруппированы по поколениям, а внутри поколений — по полам, к настоящему времени большая часть этого порядка оказалась утрачена. Дети рождались в упорядоченной предсказуемой манере, однако умирали люди без всякого порядка, и кубы последующих поколений подключались к освободившимся разъёмам.
Поэтому найти нужный куб среди более чем 25000 — население Салдака — было бы невозможно без каталога. Поэтому арбитр Сард предстала перед Хранителем Алиби, грузной женщиной 143-го поколения.
— Здравый день, арбитр, — сказала она, сидя на седлокресле за столом причудливо выгнутой формы, напоминающей почку.
— Здравый день, — ответила Сард. — Я хочу получить доступ к архиву алиби Понтера Боддета, физика 145-го поколения.
Женщина кивнула и заговорила, обращаясь к компьютеру. На квадратном экране появилась серия цифр.
— Следуйте за мной, — сказала она.
Для своих размеров двигалась она на удивление проворно. Она провела их через череду коридоров, стены которых были испещрены рядами ниш, содержащими кубы памяти — блоки реструктурированного гранита размером с человеческую голову.
— Вот он, — сказала женщина. — Разъём номер 16321: Понтер Боддет.
Арбитр кивнула, потом повернула своё морщинистое запястье так, чтобы её компаньон был направлен на горящий синий глаз алиби-куба.
— Я, Комел Сард, арбитр, сим приказываю разблокировать хранилище алиби номер 16321 для справедливого и обоснованного судебного разбирательства. Дата, время.
Глазок на алиби-кубе из синего стал жёлтым. Арбитр отошла в сторону, и архивист предъявила свой компаньон.
— Я, Мабла Дабдалб, Хранитель Алиби, сим подтверждаю разблокирование хранилища алиби номер 16321 для справедливого и обоснованного судебного разбирательства. Дата, время. — Глазок стал красным, и прозвучал звуковой сигнал.
— Готово, арбитр. Вы можете воспользоваться проектором в двенадцатой комнате.
— Спасибо, — сказала Сард, и все вернулись обратно к входу. Дабдалб указала им проекционную комнату, которую зарезервировала для них, и Сард, Болбай, Адекор, Жасмель и Мегамег вошли в неё.
Комната была большая и квадратная, с рядом седлокресел вдоль одной из стен. Все, кроме Болбай, уселись, она же подошла к вмонтированной в стену консоли управления. Архивы алиби можно было просматривать только внутри этого здания; чтобы защитить их от несанкционированного доступа здания архивов были полностью изолированы от планетарной информационной сети и не имели внешних линий связи. Хотя необходимость лично являться в здание архива для просмотра записей часто создавала неудобства, изоляция считалась необходимой и полезной мерой.
Болбай оглядела сидящих перед ней людей.
— Ну, хорошо, — сказала она. — Я собираюсь обратиться к событиям 146/128/11.
Адекор обречённо кивнул. Он не был уверен, что то был именно одиннадцатый день, но 128-я луна со дня рождения 146-го поколения звучала правдоподобно.
В комнате потемнело, и перед ними появилась почти невидимая сфера, напоминающая мыльный пузырь. Болбай, похоже, считала, что стандартный размер не способен передать драматизма демонстрируемых событий: Адекор услышал щёлканье управляющих штырьков, и сфера начала увеличиваться, пока не достигла сажени в диаметре. Потом она снова повозилась с консолью, и внутри сферы появились три меньшие, окрашенные в немного различающиеся цвета. Потом в этих сферах также появилось по три меньшие, и в них тоже, снова и снова, словно на ускоренной видеосъёмке клеточного митоза. По мере того, как сферы постепенно становились всё меньше и меньше, они раскрашивались во всё большее и большее количество цветов, и наконец, когда процесс завершился, сферу заполнило изображение молодого человека в камере размышлений Научной Академии — помещении с повышенным давлением. Он выглядел, словно статуя, слепленная из мелких бусинок.
