— Да ведь ты наверняка преувеличиваешь, — запротестовал Андрей, — бог знает, что на себя наговариваешь.
Инна Георгиевна вымученно улыбнулась.
— Преподаватели, знавшие о моей обреченности, жалели меня, тянули с курса на курс. Жалость… Как это противно! А я смирилась с мыслью, что как-нибудь дотяну до инвалидности, Инна Георгиевна поежилась. — И вот появился ваш магнитный мазер… Сначала меня поразила преданность Матвея Родионовича своей идее. Рядом с ним я по-настоящему ощутила себя пустым и никчемным человеком. Ох, как мне стало страшно, Андрюша! Потом… кастрюля с водой. С нее-то все и началось. Вода, вода, вода! Меня словно снежной лавиной подхватило, завертело, понесло. Я вдруг вспомнила все, что где-то и когда-то слышала о попытках заморозить человека с тем, чтобы спустя много лет снова возвратить его к жизни. Все они были обречены на провал. Живая клетка состоит в основном из воды. А замерзая и приобретая кристаллическую структуру льда, вода увеличивается в объеме, рвет мембраны, разрушает всю конструкцию клетки. Заморозив теплокровное существо, исследователи обрекали его на верную гибель. Эксперименты в этом направлении давно прекратились. Ты слушаешь меня, Андрюша? Я сама не понимаю, почему мне все это сразу пришло на ум, лишило меня покоя, совершенно выбило из колеи… — Инна Георгиевна помолчала, тиская в руках свою сумочку. — Я ведь что сообразила: мазерный луч не замораживает воду в обычном состоянии, он превращает ее в какое-то особое состояние, не нарушая свойственных ей молекулярных связей. Как и что при этом происходит — объяснят со временем физики. Я же точно уяснила: вот он — способ замораживания человеческого тела при полном сохранении всех тканей. Хомячок подтвердил мою догадку. Мы, все трое, оказались у истоков чудеснейшего открытия. Ты слышишь, Андрюша, — открытия!
Она ткнулась головой в плечо Андрея, замерла на минуту.
— Ну что ж, — сказал Андрей, перебирая ее волосы, — нам остается поздравить друг друга и во всеуслышание заявить о нем.
Она сразу отстранилась, уставившись в его лицо немигающими глазами.
— И тогда оно перестанет быть нашим открытием, — тихо произнесла она. — Наши эксперименты продолжат более компетентные в этом люди.
— Да кто же лишит тебя права участвовать в этих экспериментах? — поднял голос Андрей. — Человек почувствовал в себе такие силы…
— А кто примет всерьез самую посредственную посредственность? Я должна буду на деле доказывать, чего стою. Но пока я это сделаю, я окончательно ослепну. И это будет конец, Андрюша.
Теперь он все понял и содрогнулся. Ему раскрылась такая человеческая трагедия, которая и в дурном сне не привидится. А какими словами сможет он выразить свое участие? Любое слово в его устах прозвучит сейчас фальшью.
Взяв ее за руки, Андрей сказал:
— Сегодня мать испекла пироги с яблоками, а она на это дело великая мастерица. Она наказала, чтобы я без тебя не появлялся. Давай забудем пока все тревоги, сядем за стол и решим, когда нам сыграть свадьбу. Я ведь от тебя все равно не отступлю, учти.
— Нет, Андрюша, — Инна Георгиевна ответила сухо и решительно, что было ей совсем не свойственно, — сегодня мне нужно побыть одной и крепко подумать. У меня просто нет времени на пироги, я и так многие годы растратила впустую. Хватит с меня. Извинись за меня перед своей мамой. И, пожалуйста, не провожай меня.
— Может быть, я все-таки смогу помочь тебе?
Инна Георгиевна отрицательно покачала головой.
— Нет, это сделать я должна сама. Сама, Андрюша! Я позвоню тебе, когда захочу встретиться. А пока… прощай.
Времени было за час ночи. Андрей увлеченно работал над своими расчетами, когда раздался телефонный звонок. Он бросился к аппарату в полной уверенности, что услышит голос Инны Георгиевны.
Но, к удивлению своему, услышал голос Кучина.
— Я звоню из больницы, — сказал Матвей Родионович. — Попал сюда по милости нашей обожаемой Инны Георгиевны. Сердечко у меня не ко времени забуксовало. Но вот выяснилось, что можно было бы и дома отлежаться. Так нет же, эта милая женщина вызвала «скорую» и упекла меня на казенные харчи.
— И правильно сделала, — улыбнулся Андрей. — В больнице за вами хоть уход будет, лечение.
— Да обо мне что ли речь! — вспылил Матвей Родионович. Я аппарат не догадался обесточить.
— Но при чем тут аппарат?
— До чего же вы недогадливы, Андрей Лаврентьевич… Я убежден, что Инна Георгиевна с умыслом спровадила меня в больницу. Вы-то, по крайней, мере, видели, что с нею происходит? Короче говоря, я прошу вас прогуляться до моей квартиры. Сейчас, немедленно! А на тот случай, если дверь окажется замкнутой изнутри, прихватите с собой отвертку. Замок у меня такой, откроется.
Теряясь в догадках, Андрей принялся за поиски отвертки. Потом ему пришлось успокаивать проснувшуюся мать.
Увидев свет в окнах кучинской квартиры, Андрей уже не на шутку встревожился. Он не представлял, что может там делать Инна Георгиевна, какая опасность ей угрожает. Он только холодел от самых дурных предчувствий.
Андрей взлетел по лестнице, всем телом ударился в дверь. К его неожиданности дверь оказалась незапертой и легко распахнулась. Он во всю длину растянулся в прихожей. И услышал над собой испуганный возглас — в дверях комнаты стояла Инна Георгиевна.
Потирая ушибленные колени, прихрамывая, он последовал за ней в комнату. Там горела единственная, свисавшая с потолка лампочка. Только теперь при ее свете Андрей с удивлением увидел, что на Инне Георгиевне рабочий кучинский костюм, непомерно великий, свисающий, как с жердочки. Штанины волочились за нею по полу. Ее платье, сорочка, колготки и лифчик сушились на спинке дивана.
Ничего не соображающий Андрей, молча смотрел на женщину.
— Как хорошо, что ты пришел, — Облегченно вздохнула Инна Георгиевна. — Если бы я еще час-два осталась наедине…
— Что ты здесь делала?
Женщина, счастливо потягиваясь, прошлась по комнате.
— Я провела еще один эксперимент. Решающий.
— Ты работала с аппаратом? Значит, Матвей Родионович не напрасно беспокоился. Но где же…
Оглядев комнату, Андрей не увидел ни знакомой коробки с хомячком, ни чего-либо другого, на чем Инна Георгиевна могла бы испытывать мазер. Единственное, что снова и снова мозолило глаза Андрею, так это стул, одиноко стоявший посреди комнаты, да очки, валявшиеся подле его ножек.
До сознания Андрея постепенно доходил смысл происходящего.
— Неужели… ты… — пробормотал он срывающимся голосом.
— Да, Андрюша, да! — пропела Инна Георгиевна. — Я должна была сделать это. Как же мне еще доказать свою причастность к нашему открытию? Я получила такие результаты, которые позволят мне распахнуть двери в настоящую науку. О, остановить теперь Инну Подшивалову будет куда как непросто!
