– Не выйдете ли из машины? – сказал знакомый голос, я поднял глаза и увидел стоявшего рядом Учителя.
– В чем дело? – спросил я, открывая дверцу. – Это вы?
Захотелось сказать какую-нибудь колкость: отчего, мол, следователям-криминалистам приходится подрабатывать в дорожной службе, но что-то не понравилось мне во взгляде Учителя, и я молча выбрался из машины.
– Извините, Матвей, – сказал Учитель с ноткой сожаления в голосе. – Я должен задержать вас. Пересядьте, пожалуйста, в мою машину, а в вашей поедет сержант Кахалани.
С двух сторон я оказался зажат грузными полицейскими.
– Я не хотел вас задерживать в квартире Гринбергов при женщинах, – сказал Учитель.
– Мы же с вами весь вечер говорили… – начал я.
– Да-да, я хотел понять, как далеко вы зайдете в своих фантастических предположениях.
Машина двигалась по не знакомым мне улицам – может, в полицию, а может, в другое измерение, иную реальность, совершенно мне не известную, ту, которую я не хотел знать и из которой никогда не смог бы выбраться.
– Что все это значит? – спросил я, когда сердце перестало стучать под подбородком, а ноги опять обрели чувствительность.
– Вы задержаны по подозрению в убийстве Алекса Гринберга, – сказал Учитель, обернувшись ко мне с переднего сиденья.
– Но я…
– Не нужно сейчас ничего говорить, хорошо? Обдумайте свои слова, выскажетесь, когда мы продолжим разговор в моем кабинете.
– Меня ждут дома!
– Позвоните жене из полиции.
* * *
Я позвонил Галке в первом часу и сказал, что вынужден немного задержаться – у меня разговор со следователем, нужно разобраться в кое-каких деталях, ложись спать…
Я не хотел, чтобы Галка на ночь глядя помчалась на Русское подворье, и, надеюсь, мой голос звучал спокойно. Учитель внимательно меня слушал и одобрительно кивал головой. За своим рабочим столом он чувствовал себя увереннее, чем у Алика в гостиной – разложил бумаги, раскрыл свой обязательный желтый блокнот, пощелкал клавишами, выводя какую-то информацию на экран компьютера.
Стул был неудобным, я устал и ничего не понимал – на самом деле ничего. То есть я знал сейчас то, чего никак не мог знать следователь, но именно потому, что он точно не мог этого знать, я не понимал, какое мне может быть предъявлено обвинение – сам Учитель однозначно заявил об этом час назад, когда говорил Ире…
– Буду с вами откровенным, – сказал он, переведя наконец взгляд с экрана на какую-то точку на моем лбу. Должно быть, у меня на лбу было написано: убийца. С чего бы еще… – Я с интересом выслушал ваши версии. Даже подыграл с учетом всего, что мне удалось узнать и понять о вас и вашем приятеле. Есть, однако, одно обстоятельство, о котором вы знать не могли. Точнее, метод. Наши эксперты начали применять его совсем недавно, но результаты он дает отличные. Не хуже, чем отпечатки пальцев – я это к тому говорю, чтобы вы не стали оспаривать.
– Не понимаю… – пробормотал я.
– Видите ли, – следователь говорил с каким-то трудноуловимым смущением – то ли сомневался в собственных словах, то ли ему все-таки было стыдно: весь вечер выслушивал меня, говорил со мной, как с порядочным, а тут… – Видите ли, существует метод, названный «молекулярная метка». Коснувшись какого-нибудь предмета, человек непременно оставляет на нем частицу, можно сказать, самого себя. Жир с пальца… Несколько молекул из-под ногтей… А когда держишь нож, то в момент удара… Долго объяснять, у вас, конечно, будет время ознакомиться со всеми деталями, и вы убедитесь… у вас же высшее образование… Физика, да? Тем более! Я хочу сказать, что эксперты обнаружили молекулы, которые можно назвать вашими, вокруг раны на… вы понимаете… и в крови… там было немного запекшейся крови и…
– Я прикасался, да. – Что-то следователь то ли недоговаривал, то ли, наоборот, говорил слишком много. Новый метод… Клетки, молекулы… Как можно по каким-то молекулам идентифицировать конкретного человека? По ДНК – да, возможно, но для этого нужно взять у меня пробу, а этого сделано уж точно не было. Чего он вообще хотел от меня в первом часу ночи? – Я прикасался, – повторил я, – потому что, когда увидел Алика… Господи, это было естественное движение! Вы что же, хотели, чтобы я оставил его лежать и даже не попытался…
– Не нужно так волноваться, Матвей. – Следователь предостерегающе поднял руку. – Если бы вы прикасались к телу, когда кровь свернулась, то есть к трупу, я хочу сказать, то результат экспертизы был бы иным, ваши молекулы находились бы на другой глубине в отобранном для исследования материале, ну, это как годичные кольца деревьев… Видите ли, эксперты утверждают, что вы касались тела, когда оно… то есть когда Гринберг был еще жив, понимаете? Вы держали нож за рукоятку у самого лезвия, вот так…
Он взял со стола один из тех ножей, что лежали у Алика в ящике – или очень похожий, – и показал, как нужно было держать… или как я, по его мнению, держал.
– Как можно по каким-то молекулам определить?.. Это же не ДНК, это…
– Вас метод беспокоит или факт обвинения? – поднял брови Учитель. – По ДНК, конечно, получится точнее. Не то чтобы точнее, а просто со стопроцентной гарантией. Это мы сделаем, утром у вас возьмут пробы на анализ, он не такой быстрый, понадобится около недели… А тот, что сделали сейчас, дает только семьдесят шесть процентов уверенности…
– Семьдесят шесть! – воскликнул я. – Это даже не смешно.
– Да, – согласился следователь. – Это совсем не смешно. Видите ли, тесты с частицами кожи и жира ваших… гм… я имею в виду всех, кто был в тот момент в квартире: вашей супруги, матери и жены погибшего, его сына…
Всех перечислил, никого не забыл.
– Эти тесты дали положительный результат от трех до семи процентов. В пределах погрешностей, как утверждают эксперты. Если человек не касался исследуемого предмета, то именно такие вероятности и должны получиться. А если больше шестидесяти шести процентов, то…
– Я знаю, что такое два стандартных отклонения, – сухо сказал я. – Статистический анализ проходят на втором курсе.
– Да? А я вот не проходил… Нет, действительно, для меня это пока темный лес, но не верить экспертам я тоже не могу. Вы касались раны уби… Алекса Гринберга, когда он еще был жив. Вы, а не кто-то другой.
– Господи, – пробормотал я. – А как же нож… орудие убийства? На ножах нет отпечатков наших пальцев, ни моих, ни… И следов этих… молекулярных… тоже нет, верно?
– Верно, – кивнул Учитель. – Доказано, что ни один из этих двух ножей в преступлении задействован не был.
– Тогда…
– Что тогда? Да, не таким ножом был убит ваш друг. Другим, очень похожим. Мы его не нашли. Вот вы мне и расскажете, куда спрятали – как говорится, для облегчения участи.
