— Благородная дама, — осторожно сказал Руиз, — ты проснулась? Это хорошо. Не желаешь ли позавтракать?
Она не ответила.
— Может, кружку воды?
— Да, — прошептала наконец девушка, — во рту совсем пересохло.
Руиз снова помог ей сесть, хотя она вздрогнула и попыталась отшатнуться, потом подал чашку. Бедняжка жадно пила теплую воду, настороженно поглядывая на незнакомца. Когда чашка опустела, она жестом попросила еще.
Руиз покачал головой:
— Подожди немного. Посмотрим, как твой желудок примет воду.
Глаза ее на секунду вспыхнули от гнева, но девушка тут же вспомнила, где находится, и ярость во взгляде погасла. Руиз был доволен ее самообладанием: оно свидетельствовало о незаурядной силе воли и сообразительности.
— Я рад, что ты сегодня спокойнее, — произнес он.
— Не помню, называл ли ты мне свое имя, — спросила девушка немного погодя.
— Вухийя из Саммадона. Но последнее время я жил в Биддеруме.
Глаза ее потемнели, и Руиз пожалел, что вообще упомянул об этом городе.
— Ах, Биддерум, — медленно проговорила девушка отрешенным голосом. — Когда-то мне было хорошо там.
Она взглянула на обнаженный живот. Шрамы почти исчезли.
— В Земле Воздаяния мы должны были возродиться совершенными, — удивленно воскликнула девушка. — Я не совершенна, но ведь на мне все заживает… заживает!
— Это не Земля Воздаяния, а ты не умирала, — Руиз почувствовал себя очень неуютно. Он не видел ни малейшего смысла в богословском диспуте, поэтому решил как можно убедительнее соврать. — Тебя страшно изуродовали, но здесь хорошие врачи, мы так не умеем.
Она неожиданно рассмеялась:
— Ты говоришь «здесь», как будто мы больше не во владениях Бхасрамета. А какие еще есть земли?
Нелегко было ответить на этот вопрос девушке с отсталой планеты.
— Мы далеко от Фараона, благородная дама, очень далеко.
В голосе несчастной звучал ужас:
— Значит, в Аду? Но ведь ядовитые испарения уже разрушили бы нашу плоть.
— Это и не Ад, — заверил ее Руиз. — Я не знаю, что могу тебе рассказать…
Она мягко дотронулась до его плеча.
— Но хоть что-то ты объяснить можешь?
Руиз подавил острое желание рассказать ей о своем мире. Резкий стук в дверь прервал разговор.
— Выйди-ка, — раздался голос Дольмаэро.
Девушка снова испуганно отпрянула к глинобитной стене. Руиз ободряюще улыбнулся и направился к двери.
Перед хижиной полукругом выстроились старейшины гильдий. На их лицах читалось возмущение и омерзение. Ближе всех находился Дольмаэро. За его спиной нетерпеливо переминался с ноги на ногу здоровенный надзиратель.
— Назови свое имя, безродный, — потребовал Дольмаэро.
— Твое внимание — большая честь для меня. Я — Вухийя из Саммадона.
— С кем ты разговаривал?
— Господин? — Руиз прикинулся удивленным.
— Там, в хижине, безмозглый!
— А, ты имеешь в виду благородную даму, которая болеет?
Широкое лицо старейшины побледнело.
— Значит, она еще жива, — тихо, как будто сам себе, пробормотал он.
Дольмаэро с несчастным видом потирал подбородок. Наконец, приняв, по всей видимости, не очень приятное решение, потребовал:
— Приведи ее сюда.
Руиз изобразил радостную улыбку.
— Ты хочешь устроить ее подобающим образом, достойным ее высокого положения, не так ли?
Дольмаэро не ответил, лицо его еще больше помрачнело. Надзиратель достал из-под рубахи длинную веревку и обернул ее вокруг своих огромных кулаков.
Руиз Ав посмотрел на надзирателя, потом на Дольмаэро.
— Почтеннейший старшина, — сказал он, притворяясь изумленным, — ты же не собираешься причинить вред благородной даме?
— Она — поношение естества! — взвизгнул Дольмаэро. — Приведи ее сюда! Это оскорбление богов, ей полагалось умереть. Мы видели, как демоны принесли женщину сюда.
Он оглянулся на остальных, ожидая подтверждения. Старейшины поспешно закивали. Головы их двигались, как у игрушечных болванчиков.
— Ее раны еще источали гной! Если бы боги воскресили ее, она возродилась бы совершенной. Женщина должна завершить свою роль. Так решили старейшины.
Старшина гильдии потупился, закончив свою речь. На лице его читалось сожаление.
Руиз почувствовал себя загнанным в ловушку. Здравый смысл подсказывал выдать Феникс толпе. А что, если за загоном наблюдали? Разве продавец змеиного масла осмелится противоречить старшине гильдии?
Терпение Дольмаэро лопнуло.
— Касмин, — повернулся он к надзирателю, — выведи ее.
Надзиратель свирепо ухмыльнулся и направился к хижине. Руиз увидел, что зубы его остро заточены и выкрашены в красный цвет. Агент загородил собой дверь, потом стал медленно отступать внутрь.
Оказавшись в полутьме хижины, Руиз оглянулся на девушку. Видимо, она все слышала. Каким-то образом ей удалось отползти в самый дальний угол. Теперь несчастная пыталась зарыться в кучу мусора, наваленного там.
Руиза восхитила такая жажда жизни, но тут Касмин прыгнул и накинул ему на горло веревочную петлю. Он затянул ее ровно настолько, чтобы перекрыть противнику доступ воздуха.
— Я скажу старшине, что ты противился его решению, дерьмовая башка! — надзиратель злорадно расхохотался.
— Касмин, — послышался голос Дольмаэро, — что там происходит?
Прежде чем тот успел ответить, Руиз резко откинул голову назад, стараясь попасть противнику по носу. Хрящ сломался с влажным треском, горячая кровь потекла по щеке агента, однако Касмин, хоть и ослабил хватку, но не выпустил противника. Руиз двинул его локтем под ребра. Надзиратель только слегка ахнул и попытался отшвырнуть наглого продавца прочь. Тот сделал вид, что поддается, затем внезапно согнулся и изо всех сил двинул противника в пах. Истошно взвизгнув, фараонец без сознания рухнул на пол.
— Касмин? — Голос Дольмаэро был полон беспокойства. — Тебе же сказали просто вывести оттуда женщину. Умерь свое рвение, слышишь?
Руиз дрожал от возбуждения. Он недобро улыбнулся, поднял надзирателя за ногу и вышвырнул сквозь остатки занавески наружу. Затем, легко ступая, вышел следом и увидел, что старшины с ужасом и изумлением смотрят на дергающееся в пыли тело.
— Не беспокойся, почтеннейший Дольмаэро, — сказал Руиз, приятно улыбнувшись, — Касмин умерит свое рвение.
Он швырнул им под ноги веревку надзирателя.
— Я бы посоветовал и тебе последовать его примеру.
Старшины безмолвствовали. Победитель развернулся и пошел в хижину.
В полутьме глаза женщины выглядели огромными. Казалось, что она боится его не меньше, чем надзирателя.
