Рядом с Ильей о чем-то горячо толковала группа физиков. Илья прислушался: ученые обсуждали феномен «скупости» пульсара. По всем расчетам получалось, что плотность потока нейтрино и рентгеновского излучения звезды должны быть в сотни раз больше. «Чему возмущаться, — заявил чернявый пожилой физик, кажется, Лебедев. — Благодарите бога, что Скупая в самом деле скупая. Иначе мы даже приблизиться к Окну не смогли бы. А так ничего — чуть ли не под боком у пульсара работаем».
Илья вспомнил Крайнева и порадовался его проницательному уму. Скупость пульсара прекрасно вписывалась в гипотезу «Окно — энергетическая система». Конечно же, ее создатели умудрились каким-то образом закапсулировать почти все виды излучения звезды — к чему им такие гигантские потери?
Он стал пробираться к Юргену Шварцу:
«Все-таки, что с ним? Почему вдруг космолог так затосковал? Только ли из-за того, что мироздание не хочет сдаваться без боя и никак не вмещается в его логические схемы? Надо поговорить с Юргеном».
Однако осуществить свой замысел Илье не удалось.
— Я так и думала, — засмеялась Лоран, появившись перед ним, как джинн из бутылки. — Все вы такие, мужчины. Расстроить бедную девушку — это пожалуйста. А восстанавливать ее душевное равновесие кто будет? Кен Треверс, что ли? Так я его боюсь. Особенно… после приема хаотической информации.
— Ты неисправима, Поль, — улыбнулся Илья. Он подумал, что и через тысячу лет, все равно каких бы высот ума ни достигло человечество, обязательно будут рождаться вот такие насмешливые и совершенно несерьезные создания, потому что такова уж природа человеческая, и это просто великолепно, что они были, есть и будут — вот такие создания…
— Полетели в сад! — потребовала Лоран. — У, меня жажда общения, и твой профессиональный долг — утолить ее.
— С удовольствием, — согласился Илья. — А то Крайнев уже беспокоится, что я получу информационный шок. Заработался!
— Мой бедный «ангел», — Полина смешно наморщила нос. — И куда только врач Станции смотрит? — Она взяла Илью за руку. — Полетели.
Они поднялись на второй уровень сада — уровень задушевности.
Полина, оглянувшись по сторонам, решительно вломилась в густой малинник.
— Там, дальше, растет несколько ранних яблонь, — заговорщицким тоном сообщила она. — И уже, наверное, есть чем полакомиться. Осторожней — ветка.
Трава возле деревьев немного выгорела. В саду стояла середина лета, и белесое небо над ним дышало зноем. Пахло полынью. В малиннике лениво отзывались птицы, а от кислющих маленьких яблок сводило скулы.
— Послушай, Поль, — поинтересовался Илья. — Ты ведь еще девчонкой использовала право вето. Почему? Дети ведь наоборот — боготворят нас. Как и мы их, впрочем.
В глазах Полины зажглись насмешливые огоньки.
— Вторгаешься все же? В сокровенное и интимное? Ну, ну… Да пустое все это… Дом у нас был огромный — тридцать четыре семьи. Представляешь, сколько друзей?.. Я тогда пела немного. Точнее — импровизировала, было такое увлечение. Мы тогда жили в Крыму, а Толик — в Ташкенте…
— Поль, Поль, — покачал головой Илья. — Опять романтическая история.
Лоран шутку не приняла, досадливо повела плечом.
— Нет. Он потом, когда мы выросли, стал моим мужем… Так вот. Увидел он раз голограмму праздничного представления, в котором я выступала. Узнал личный индекс, позвонил — восхищался. Потом еще звонил… А весной уговорил своих родителей — прилетели они в Крым. Объясниться Толик или не умел, или боялся. Так он через Службу Солнца давай фокусы выкидывать. И все — на публику, чтоб другие знали. То имя мое на склоне Ай-Петри огромными камнями выложил, то уговорил знаменитого певца приехать к нам в Алупку и устроить концерт в мою честь… Словом, ребячество. Я это все разом и прекратила.
Илья улыбнулся.
— Камни он, пожалуй, без нашей помощи таскал… Но в принципе, я так понимаю, дело ведь не в этой детской истории.
— Дело в самом принципе. — Полина подставила лицо густому свету, льющемуся с иллюзорного неба. — Я не люблю опеки. Какая бы она там ни была. Она размагничивает. Наш древний коллега Павлов писал о рефлексе свободы. Это высший рефлекс — стремление к преодолению преград. Заметь, к самостоятельному преодолению.
— Ты — сильный человек, Поль, — тихо сказал Илья. — Но ведь есть и слабые. И вообще, материальное раскрепощение не сделало человека автоматически счастливым. Напротив. Жить стало во сто крат сложнее. Потому что обогатились разум и душа, появилось больше времени для мыслей и чувств — и страсти человеческие приобрели новые качества. Тоньше стали, глубже, пронзительней. Теперь и Ромео не в диковинку да и Отелло уже не те. Куда там классическому ревнивцу до нынешних…
— Да ну тебя, — засмеялась Полина. — Никогда не поймешь: серьезно ты или шутишь.
— Я серьезно, — подтвердил Илья. — Рефлекс свободы — это, конечно, здорово. Но ведь существует еще и наиважнейший закон жизни — закон целесообразности. И все, что осталось скверного в человеке, — нецелесообразно, вредно, противоестественно. Как и все остальное, что мешает ему быть счастливым.
— Меморандум твой я, кстати, слышала. Еще на «Бруно». — Полина была абсолютно невозмутима. — Впечатляюще, но ты не во всем убедителен. Где пределы ваших добродеяний и где начинается сугубо личное, неделимое?
— Все, Поль, все — личное, — вздохнул Илья. — Мы помогаем тем, кто просит помощи. Или тем, кому она жизненно необходима. Кроме того, добрые деяния — только малая толика нашей работы… Ты, наверное, и не подозреваешь, что плоды забот Службы Солнца окружают нас со всех сторон. Даже в мелочах.
— И сад этот тоже? — Полина иронизировала.
— Угадала. По крайней мере, его уровни общения. Кстати, до нас искусством общения вообще никто всерьез не занимался. Возьми, например, устройство Станции. Периодические изменения геометрии и интерьера ее помещений; чередование зон невесомости с зонами нормального тяготения; устройство иллюминаторов — все это для того, чтобы насыщать людей эмоциями, облегчать тяготы жизни в условиях замкнутого пространства. И все это, кстати, помогали разрабатывать Садовники.
— Признайся, Илья. — В зеленых глазах Лоран отражалось кружево листвы. — Чтобы обратить меня в свою веру, ты бы, наверное, даже женился на мне?
— Не могу, никак не могу, — засмеялся Илья. — Ты… ты мне… противопоказана.
— То есть? — его смех озадачил девушку.
— Помнишь, — Илья вернул лицу серьезную мину. — Когда мы первый раз столкнулись — буквально, буквально! — ты мне посоветовала вычислить… А я дельные советы ценю. Логический блок тут же выдал мне все сведения о Полине Лоран, попутно заметив, что данная особа астрономически далека от моего идеала. У меня, кстати, очень толковый блок…
