Орм вышел и оказался под сенью большого дерева. Похоже было, что они где-то в середине леса. Неподалеку в пробивающемся сквозь ветви лунном свете сверкал ручеек. Ухнул филин, в темноте пробежала какая-то зверушка. Филин нырнул вниз и тут же взмыл с добычей в когтях.
— Вот это мы, — шепнула Гультхило. — А филин — полиция.
— Ты как туда приехала? — спросил Орм. — На машине или на велосипеде?
— На машине с друзьями. К счастью, мы постарались не оставлять отпечатков пальцев на случай налета. Но полиция будет знать, откуда машина, и будет расспрашивать всех в округе.
— У меня же на руле остались отпечатки пальцев! — застонал Орм.
— А ты просто скажи, что остановился поесть и никого здесь не знаешь. Тебя допросят, но ты держись своей версии. Вот Ах'хаб бедняга! Он сильно пострадает, да и семье великий позор.
— Он знал, что так может быть.
Группа, столпившаяся под деревом, начала рассасываться. Свистки приближались. Полиция скоро начнет прочесывать лес. Орм и Гультхило далеким кружным путем, немного поплутав, снова вышли на дорогу. Женщина сказала, что это та же самая дорога, что ведет к гостинице. Они пошли по ней, иногда переходя на бег, готовые при первом же проблеске света нырнуть в лес.
— Здесь мы расстанемся, — сказала Гультхило. — Мне по левой дороге. А ты иди прямо до шоссе. По нему свернешь налево, и скоро будешь в знакомых местах…
Она запнулась и закончила:
— Если только не хочешь пойти ко мне.
— Не надо. Не то чтобы мне не хотелось. Но у них есть мои отпечатки. Если они найдут меня у тебя, то будут знать, что ты была у Ах'хаба.
— И что?
Он понял, что она имеет в виду. Схватив ее в объятия, он страстно ее поцеловал. Отпустив, сказал:
— Ладно. Мы поженимся. Она заулыбалась, но спросила:
— Ты меня любишь?
— Либо да, либо просто тронулся. Одно из двух.
— Ты тронулся от любви. Гультхило поцеловала его и сказала:
— Странное место и время для предложения. Но мне нравится. Шолом, Ричард.
Орм повернулся и побежал. Потом перешел на медленную рысцу. Лунный свет стал усиливаться — луна превращалась в солнце. И вскоре Орм уже бежал при полном свете дня. Идти пешком было бы глупо, и он стал искать автомобиль. Примерно через десять минут он увидел машину перед фермерским домом. Забравшись внутрь, он быстро запустил мотор и отъехал. Из дома вслед ему залаяла собака. Вдруг еще через десять минут что-то коснулось его правого плеча. От испуга он вильнул с дороги и чуть не въехал в дерево. Оглянувшись, он увидел человека на заднем сиденье у себя за спиной и нажал на тормоз. Машина скользнула в сторону и остановилась, зависнув передними колесами над кюветом.
— Иисусе! Ты меня напугал. Потом пришла другая мысль:
— Как, во имя Ше'ола, ты сюда попал?
Человек в голубом хитоне одним движением перемахнул на переднее сиденье рядом с Ормом.
— Глупый вопрос. Прости, что напугал, но это было забавно.
— Из-за тебя мы оба могли разбиться насмерть!
— Это вряд ли. Езжай дальше.
Сердце Орма гулко колотилось, его трясло. Но все же ему удалось задним ходом выехать на дорогу.
Вскоре Иисус сказал:
— Полиция давно уже вас засекла — обоих, — но я попросил их пока вас не трогать.
— Спасибо, — сказал Орм. Он старался, чтобы это прозвучало небрежно, но голос его дрогнул.
— А можно спросить почему? — добавил он, помолчав.
— Можно. Арестов не будет. Ах'хаба бен-Рама тщательно допросят, но потом отпустят. Он будет так напуган, что закроет свое заведение или уж постарается, чтобы там не было ничего незаконного. Кое-кто из его завсегдатаев просто переберется в другие подобные места. Большинство же, надеюсь, поймет всю глупость такого образа жизни и остепенится.
Ты пойми, что полиция про эти места знает, и знает с тех самых пор, как они открылись. На самом деле ни одно из них долго не сохранялось в тайне за последние полторы тысячи лет. Такие заведения — вроде предохранительного клапана для бунтующей молодежи. Там они напиваются и делятся друг с другом мятежными мыслями. Иногда они даже задумывают какие-нибудь мятежные действия, но такие планы редко претворяются в жизнь. В противном случае они резко пресекаются, а участники дорого расплачиваются.
— Можно спросить, как именно?
— Можно. Жестоковыйных мятежников посылают в одну пещеру, где они остаются до тех пор, пока полиция не будет уверена, что они воистину раскаялись. Этих учителей раскаяния я контролирую лично. И, таким образом, обман здесь невозможен.
От холодка в голосе Иисуса у Орма по спине побежали мурашки.
— А что бывает с теми, кто не раскается?
— Лучше не спрашивай. Но даже попадает туда очень малый процент молодежи. Ты должен осознать, Ричард, что такая вещь, как истинное зло, существует. Как мне говорили, вы там, в социал-демократических странах, отказались от понятия добра и зла. Для вас все дело в ущербных людях, в плохих социальных условиях, или в неудачных родителях, или в неправильном воспитании. Коммунисты же считают, что неправильные мысли и действия являются результатом неправильной экономической системы и политически ошибочных теорий. Я прав?
— Вообще-то все это гораздо сложнее. Но по сути ты прав.
— Ну вот. А здесь, на Марсе, нет ущербных, нет плохих социальных, политических или экономических условий. Семейная жизнь — почти сплошная радость, а сурового родителя быстро приводят в чувство остальные родственники. Если это не помогает, включаются соседи.
Такое положение нам удалось создать потому, что мы начали с очень маленькой общины. Людская ее часть вышла из разных рас и наций, но новая единая раса была создана всего за одно поколение. Здесь лишь один язык, одна религия, а еще у людей был перед глазами пример куда более развитых крешийцев.
После паузы Иисус добавил:
— И еще у них был я.
И, снова помолчав, сказал еще:
— И у Земли тоже буду я — в ближайшем будущем.
— Да простится мне моя дерзость, Рабби, — сказал Орм, — но Земля куда больше, чем Марс. Здесь тебе приходится присматривать всего за миллионом. А нас — десять миллиардов, и Земля — чудовищное разнообразие языков, рас, наций, обычаев и форм.
— Тебе простится твоя дерзость. И не будь ты таким скованным, держись свободнее.
— Не получается.
— Потому что я тот, кто я есть. При всем моем могуществе я не в силах заставить человека держаться при мне полностью свободно — разве что лишь одного. Такова цена за право быть Мессией, приемным сыном Всеблагого.
Орм собрался с духом:
— А кто этот один?
— Моя жена. А, вот мы и приехали. Здесь мой дом. Вон там, за тем домом с крышей, как луковица. Останови перед ним. Я мог бы левитировать прямо из автомобиля, но возле своего дома не люблю таких штук.
