По светящимся над перронами табло нужный путь нашли без труда. Из некоторых окон уже стоящего на перроне поезда выглядывали пассажиры и оживленно переговаривались с провожающими. Выбрав вагон второго класса с эмблемой перечеркнутой сигареты возле двери (вагон для некурящих), путешественники по маленькой металлической лестнице вошли внутрь и прошли немного по коридору, пока не нашли свободное купе. Бондарь отодвинул стеклянную дверь с занавесочками. Шесть мягких кресел стояли друг напротив друга — по три у каждой стены. Вовка быстро забрался к окну и, облокотившись на столик, принялся доедать уже изрядно подтаявшее мороженое. Поезд мягко тронулся.
— Поверьте, друзья, второй класс в итальянских поездах ничем не хуже первого, — провозгласил Бондарь, улыбнулся и добавил. — Ап!
Движением заправского фокусника он вынул из сумки двухлитровую бутыль красного домашнего вина, несколько прозрачных пластиковых стаканов, аккуратно нарезанный хлеб и полголовки превосходного апульского сыра. Ответом ему было одобрительное «У-у…» мужской части компании и упрекающее «В такую рань?» со стороны женского меньшинства. А также невразумительное мычание Вовки, пытающегося высосать остатки содержимого вафельного рожка через нижнюю часть конуса.
Поезд «Милан — Ливорно» мягко мчал вниз по итальянскому «сапогу», совершая редкие короткие остановки. Тогда из окна можно было видеть маленькие уютные вокзальчики. Некоторые из них были начала века с чугунными скамейками и желтым колоколом на станции. Когда городские и сельские пейзажи сменились горными, а содержимое бутылки уменьшилось на треть, Юра, меланхолично жуя сыр, заметил:
— На фоне провинциальных итальянских вокзалов можно без особых переделок снимать кино в стиле Феллини и Бертолуччи. Надо только почитать, как это делается.
— Этому, вообще-то, учатся не один год, — заметила Тамара, — но при твоих талантах, я уверена, можно освоить кинематографию и за месяц.
Юра смутился, поняв, что крыть нечем, вздохнул, и взялся за бутылку, чтобы долить себе в стакан еще вина. В этот момент в купе включилось освещение, а пейзаж за окном внезапно погрузился во мрак. Поезд вошел в горный тоннель.
— Куку. Въехали… — сообщил Вовка.
— Надеюсь, нас не постигнет участь нашего общего трехвагонного знакомого… — сказал Стас.
На этих словах поезд вдруг затормозил. Не резко, но довольно решительно. Тамара, поднявшаяся с кресла, чтобы посмотреть поближе, что делается за окном, потеряла равновесие и грациозно повалилась на сидящего перед ней Юру. Даже не мечтавший о таком счастье Юра от неожиданности вульгарно подавился куском апульского сыра, который до этого смаковал с большим упоением. Хохот неуклюже обнимаемой им Тамары слился с его неистовым кашлем и гулкими ударами по спине — Стас решил помочь подавившемуся другу единственным известным ему способом.
Поезд остановился.
— Пардон, мадам, — смог, наконец, хрипло пробормотать Юра, не торопясь, однако, выпускать все еще смеющуюся Тамару из своих объятий. Собственно, она и сама не спешила подниматься. — Стас, инквизитор, дорвавшийся до работы! Ты же не коврик выколачиваешь… Кха… Кха.
— Нет, ну вы видели! Я его, можно сказать, от смерти спас! Да я… кстати, а почему мы стоим?
— Понятия не имею… Для тоннелей и мостов это редкость, — ответил Бондарь и, щелкнув выключателем у двери, погрузил купе в синеватую полутьму. Все вплотную приблизились к окну. Тоннель освещался слабым рассеянным светом.
— Признаться, не самое уютное место во Вселенной… — нарушил молчание Стас.
— Не удивляюсь, что у них здесь поезда пропадают.
— А разве «поезд-призрак» пропал в этом тоннеле? — по Вовкиному лицу явно читалось, что он боится.
— Нет, что ты… — поспешил успокоить его Бондарь.
Тамара уже успела поправить прическу после падения на Юру и теперь внимательно вглядывалась в полумрак за окном. Бондарь встал рядом.
— Тот тоннель был разрушен немецкой авиабомбой. После войны в этой части Ломбардии было прорублено несколько новых тоннелей. Это один из них. Но проходит он как раз в тех самых местах…. Не бойтесь, молодой человек, — Бондарь улыбнулся, — бомбы крайне редко падают в уже готовую воронку. И в прямом, и в переносном смысле.
Вовка вздохнул и тоже стал смотреть в окно. Встречное рельсовое полотно внутри тускло освещенного тоннеля прорезалось непонятной короткой развязкой, ведущей, как казалось, в никуда.
— Наверное, свод измазан сажей от паровозов, проходивших здесь десятки лет назад, — хрипло сказал Юра. Он еще не полностью прокашлялся от съеденного «в два горла» сыра.
Стас тем временем пытался рассмотреть знаки на стенах.
— Обратите внимание, наряду с призывами «Viva Duce!» попадается явная каббалистика, — он указал на несколько непонятных знаков в нижней части стены.
— Да, каббалистика… — ответил Бондарь, вглядываясь в окно. — И гематрия. Если не считать, что вон та, перечеркнутая зигзагом восьмиугольная звезда к каббалистике отношения не имеет.
— Удивляюсь, как их умудряются наносить… — задумчиво произнес Стас.
— Да пока мы тут стоим — можно весь тоннель изрисовать, — хладнокровно высказался Вовка.
Все посмотрели на него.
— Если метров через двадцать будет написано «Спартак — чемпион» или «Голосуй, или проиграешь», я не удивлюсь, — сказала Тамара. Она хотела добавить что-то еще, но в этот момент вагон вздрогнул. Поезд мягко взял с места, и стена тоннеля стала сдвигаться влево. Все облегченно вздохнули.
Набрав скорость, поезд вырвался из темного тоннеля, и от красоты открывшегося пейзажа у Вовки захватило дух.
— Кла-асс!.. — выдохнул он. Тамара и Стас пододвинулись к окну еще ближе. Пейзажи за окном сменяли друг друга, словно слайды. Мрачные горные галереи чередовались с легкими мостами, которые стрелой пронзали маленькие живописные городки и горные деревеньки. Кое-где эти мосты проходили буквально в нескольких метрах от верхних ярусов колоколен уютных церквушек.
— Итальянская железная дорога вообще довольно своеобразна, — нарушил общее восторженное молчание Бондарь.
— Трудно с этим не согласиться… — ответила ему Тамара, восхищенно глядя в окно.
— Представьте себе, Тамарочка, сквозь шпалы заброшенного железнодорожного полотна здесь часто прорастают маки, дикие тюльпаны и вот такие ромашки. — Бондарь шаром сомкнул ладони, чтобы показать, какие именно ромашки прорастают сквозь шпалы железных дорог Италии.
— Какая прелесть… — вздохнула Тамара. — Я вообще люблю железную дорогу. Сама не знаю почему…
