Поток слов оборвался не замедлившись перед концом. Я должно быть затаил дыхание, без всякой на то причины. Теперь я перевёл его и глубоко вдохнул. Я пребывал в полнейшей растерянности. Я не знал, что и подумать.
— Ну а что теперь? — Спросил я, непроизвольно повторяя вопрос, заданный мне Карен.
— Мы должны выяснить, что вы знаете. Мы должны разобраться в том, что скорее всего сделают ваши друзья на борту корабля, и какие последжствия наиболее вероятно будут иметь их действия.
— Вы хотите, чтобы я рассказал вам всё это.
— Ты расскажешь нам всё.
Я оглядел комнату. Я по-прежнему не видел дыбы. Или ящика с раскалёнными железяками. Может, они держали это где-то в чулане.
— Судя по тому, как ты это сказал, — произнёс я мрачно, — у вас есть способы заставить меня говорить.
— Он не воспринял насмешку, — но я услыхал, как прыснула Карен. Она была по-прежнему у двери своей камеры, прислушиваясь к каждому слову. Это был очень короткий смешок.
— Мы должны знать правду, — сказал Эго. — Всю правду.
— И ничего кроме правды, — пробормотал я. — Полагаю, у вас имеется сыворотка правды.
— Сам, — произнёс человек в чёрном, — находится в исключительно выгодном положении для изучения влияния психотропных средств. Думаю, ты понимаешь почему. Ты ведь помнишь, что клетки нашего компаньона эволюцией приспособлены находиться в постоянном процессе экспериментирования. Сам унаследовал, на умственном уровне, кое-что из этого устремления. Биохимические ресурсы жизненной системы Аркадии весьма богаты.
— Готов биться об заклад, что так оно и есть, — пробормотал я. Сам, как было сказанно, находился только в самом начале осознания некоторых из своих потенциальных возможностей. Каждый раз, когда он исследовал новую проблему, то открывал целый спектр новых возможностей…
— Боюсь, что должен попросить тебя снять свой костюм, — сказал Эго. — Мы не знаем, какое влияние твоя фильтрационная система окажет на лекарство. Я даю тебе своё слово, что ты не будешь… инфицирован… компаньоном.
Я бы и двух пенсов не дал за его слово чести. Но у меня даже не было другой возможности, которая стоила бы двух пенсов. В ситуации, когда тебе не представляется никакого выбора, нужно, хотя бы сохранять достоинство.
— Здесь? — спросил я.
— Думаю, это место подходит, как и любое другое, — ответил он. И возможно, будет необходимо вернуть тебя в твою камеру… после.
Я вернулся в камеру и медленно начал раздеваться.
Откуда-то, словно чёрт из табакерки, появвился Слуга с миской наполненной чем-то похожим на овсянку. За ним следовали другие Слуги. Похоже, что здесь собиралась довольно большая толпа. Один из них привёл Карен — ей было позволено остаться в своём костюме. Я решил, чтора зрешение ей присутствовать в определённой степени было мне на руку. У меня появилялся свидетель, который мог позже рассказать, что произошло.
— Лекарство погрузит тебя в сон, — мягко сказал Эго. — Боюсь, что испытание будет не совсем приятным. Твоя личность может испытать галюцинации подчинящиеся подсознанию. Понимаешь, воля должна быть изолированна от памяти, чтобы информация могла быть вспомнена точно и последовательно.
— Забудем о вступительной лекции, — сказал я. — Давайте покончим с этим.
Слуга вручил мне чашу.
На вкус это не имело ничего общего с овсянкой.
Мне снилось, будто я провожу ночь на голой горе.
Поднялся ветер, который свирепо завывал среди тёмных сосен, чьи ветви мотались и раскачивались, словно тёмные крылья ветрянных мельниц, в товремя, как духи деревьев плясали под музыку всбесившегося воздуха. Небо над головой было ясным, но гора являла собой оазис в безбрежном океане облаков, защищаемым какой-то сверхъестественной силой от бури, свирепствовавшей вокруг с такой яростью, что ни один путешественик не смог бы взойти на гору без помощи потусторонних сил. Северный, западный, южный и восточные кромки неба кромсались молниями а земля была залита потоками ливня.
Ведьмы прилетали сквозь бурю, защищённые коконами непроницаемой тьмы, ведомые дьявольскими автопилотами, верхом на демонических баранах или козлах, или же на чёрных конях с горящими глазами, или на прутиках и мётлах, остро-пахнущих мазями.
Огни вспыхивали вокруг вершины горы, которая светилась фиолетовым и синим — огни, которые плясали вокруг сосен, но не пожирали их, их пламя и жар только подчёркивали темноту Божьей ночи.
Хозяин не прилетел на сборище, но просто… возник из чёрных теней горных склонов, из каждого осколка скалы. Он был чудовищен, как по размерам, так и по форме, с огромными рогами, похожими на бараньи, с козлиной бородой и с ногами огромной олбезьяны. Его ступни имели форму орлиных лап, ягодицы были как у самца-мандрилла. Свет — белый свет — плясал вокруг его лица, словно дождь из расплывчатых искр. Кожа его была прозрачной. Под плотью отчётливо был виден жёлтый череп и окружности налитых кровью глаз. Видны были и вены, которые проступали сквозь плоть, словно разветвлённая паутина толстых, просмолённых труб, казавшиеся на первый взгляд клеткой, служившей для содержания внутренностей и для демонстрации внутреннего устройства.
Плоть лица, почти невидимая, не несла на себе никакого выражения, которое можно было бы разобрать или интерпретировать. Но глаза, сидевшие в черепе и выступающие из глазниц, наливаясь кровью, казались одновремено и ужасающими и задумчивыми… свирепость, отчаянный гнев вечного страдания.
Ведьмы, прибывая одна за дугой, представлялись ему, кланялись и целовали его полу-окрашенные ягодицы. Затем своими губами, благословенными таким образом, они поворачивались друг к другу и целовались. И тогда их плоть становилась видна, их покровы исчезали под воздействием чёрной магии, открывая белизну костей и черноту вен, словно у гротескных морских созданий, изгибаясь и свиваясь при их движениях, сплетаясь и переплетаясь в кровавой страсти злобных поцелуев.
Затем начались истязания, когда ведьм, которые совершили недостаточно зла, бичевали узловатыми верёвками до тех пор, пока чёрные вены не прорвали невидимую поверхность их рассечённой кожи и брызнули чёрной кровью. И каждая чёрная капля, падавшая на землю, оставалась живой, заползая, словно червь в щели горы. Всё время, пока ведьмы кричали в агонии своей пытки, им вторило эхо божественного возмездия, которое в своё время проклянёт их всех, и обречёт на те же вечные страдания, которые изнуряли их хозяина.
Угощение, как и сам хозяин, выросло из вещества скал. Сгнившая трава, камни, отбросы, перегной, сосновая хвоя и птичий помёт — всё это превратилось в мясо и булки, сахар и приправы. Горные потоки наполнились смесью крови и вина, и дьявол выплюнул пламя, чтобы поджечь её. Ведьмы ели, зная, что их угощенье оставалось тем, чем было, не смотря на кажущий ся внешний вид, и подхлёстывали свои дикие развлеченья, пренебрегая этим знанием.
