…Она поглядела на меня, повернулась к Чапаеву, и жемчуг сверкнул на ее обнаженной шее.
– Это и есть наш новый комиссар? – спросила она.
Голос у нее был чуть глуховатый, но приятный. Чапаев кивнул.
– Знакомьтесь, – сказал он. – Петр. Анна.
Я встал из-за стола, взял ее прохладную ладонь и хотел поднести к губам, но она не позволила мне сделать этого, ответив формальным рукопожатием в манере петербургских emancipe. Я чуть задержал ее ладонь в своей.
– Она великолепная пулеметчица, – сказал Чапаев, – так что опасайтесь вызвать у нее раздражение.
– Неужели эти нежные пальцы способны принести кому-то смерть? – спросил я, отпуская ее ладонь.
– Все зависит от того, – сказал Чапаев, – что именно вы называете смертью.
– Разве на этот счет бывают разные взгляды?
– О да, – сказал Чапаев.
Мы сели за стол. Башкир с подозрительной ловкостью открыл шампанское и разлил его по бокалам.
…Оп-паньки! бла-бла-бла! – раздалось знакомое восклицание и неожиданные, как треск выстрелов, издевательские аплодисменты. Многие вздрогнули. Бедная студентка чуть не выронила книжку. Все обернулись. Оказывается, никто не заметил – в класс вошла Энгельсина Сергеевна.
– Прекрасно, дорогая коллега! – с порога начала она. – Это какого же «Чапаева» вы здесь проповедуете?
– То есть… «Чапаев и Пустота»… Виктор Пелевин… по программе… – стушевалась смущенная студентка.
– Да мы, вообще-то, Фурманова изучаем. Обыкновенный «Чапаев», – едва пролепетала Лапышева, осознавая ужас происшедшего недоразумения.
– Я тоже думаю, какой, на фиг… о да, сказал Чапаев, – пробасил Шатко в недоумении.
– Сбой в программе… сбой в программе… – «электронным» голосом робота занудил Корпусов.
– Чапаев, это такая определенная матрица, она есть во всех нас. Поэтому какая разница… – глубокомысленно заметил Трошкин.
Бедная практикантка не знала куда деваться.
– В нашей школе Чапаев – это легендарный герой гражданской войны, – твердо поставила точку в дискуссии Энгельсина Сергеевна. – Вы должны четко усвоить необходимый набор знаний, который преподают в школе.
– Ну, я пойду тогда… – студентка стала торопливо собираться.
– Да, конечно. В следующий раз, надеюсь, вы будете более ответственно выбирать материал, который даете детям.
С чувством превосходства посмотрев вслед несчастной девушке, быстро выходящей из класса, она как бы ненароком остановилась у парты, где тут же понурились Рудулис и Чешнак…
– Так! А мы, как говорится, вернемся к нашим баранам!
– На столе лежало две книжки в одинаковых обложках, как у всех, чтобы не пачкались, – неожиданно хмуро буркнул Чешнак.
– Значит, Таисия Михайловна сама то одну, то другую читает, – поддакнул Рудулис в поддержку другу. – Может, у нее раздвоение личности?
– То-то она у нас через раз ведет. То ведет, то не ведет, – не отступая бурчал Чешнак.
Все задумались о новом повороте событий.
Энгельсина Сергеевна была вынуждена продемонстрировать более «жесткую игру на своем поле». Прошла к учительскому столу, взяла обе книжки и показала классу.
– Две одинаковые книжки? – спросила, как конферансье, который ожидает естественной поддержки из зала, когда ответ очевиден.
– Одинаковые… – вразнобой прозвучали голоса.
– В одинаковых обложках? – вновь прозвучал вопрос.
– В одинаковых… – подтвердил нестройный хор.
– Но одна из них?.. – Энгельсина выдержала эффектную паузу.
– Толстая… – ответили многие, поддавшись гипнозу общего оболванивания.
– А другая? – она приподняла тоненькую книжку Фурманова.
– Тонкая…
– Ну? еще вопросы будут?! – классная руководительница оглядела всех так, что было понятно: попробуй задай вопрос, тебя тут же выставят на посмешище. Хотя ничего с этими книжками не понятно.
– У меня есть одно важное сообщение, – объявила, чтобы сменить тему.
– …завтра вся школа не учится, можно не приходить, – испуганным свистящим шепотом на одном дыхании выпалил Вербаков с задней парты. Эта новость носилась в воздухе… но каждый даже боялся подумать об этом.
– Я ни у кого здесь подсказок не спрашиваю! лишние предметы убрали все! сидим, слушаем!.. – пресекла возможные провокации. – Вы знаете, обстановка сейчас сложная, террористы и все такое. Мы уже обсуждали, к сожалению, этот вопрос. Да, действительно, в какой-то мере Вербаков прав…
«Ух!» – как будто из единой груди вырвался вздох надежды всего класса.
– Завтра приходите только на один урок.
«Ах!» – стон невыразимой радости пронесся по рядам.
– Затем учимся организованно эвакуироваться из школы. Придет специальный сотрудник МЧС и будет всему этому нас учить.
– Итак, – продолжила классная, когда установилась относительная тишина. – На втором уроке мы эвакуируемся. Потом вы идете домой. А нам, всем сотрудникам школы, будут читать лекцию. Так что весь день занят. А кому и как вы будете сдавать экзамены, я не знаю. Может, министру по чрезвычайным ситуациям? – заключила она.
«Ур-рр-а-а!» – единый вопль совпал с мелодией «Одинокий пастух», последним нововведением, ставшим модным в школах и сменившим пронзительное бор-машинное сверление прежних звонков, что, как посчитали психологи, негативно воздействует на психику школьников. На сегодня любимая школа отпускала их из своих цепких объятий.
Девчонки вышли на улицу, стояли на школьном крыльце… даже не верилось, что на сегодня все! И завтра только один урок. Хотя как раз физика – и контрольная. Но может, отменят все-таки? Никто не спешил расходиться, ведь если такое событие, то ого-го! Компании тусовались, расходясь, как круги на воде, от центра крыльца. К ним подошла Карпушева, или просто Карпик.
– Вы о чем, девчонки? А поехали сейчас в «Фокус», там «счастливый час» и бесплатные игры.
– Да какие игры, туда тащиться! Деньги все равно надо.
– Ну и что? Так поприкалываемся. Если не хотите, я пойду, чего ждать-то.
– Куда ты пойдешь? Ты же Калинника ждешь. Сейчас выйдет. Только он с Подсулак ходит. Они у расписания стояли.
– Ой! Ты, Туртанова, одни сплетни собираешь. Ничего он с ней не ходит, у меня его мобильник есть!
– Ха, мобильник… держите меня люди добрые! Ну позвони ему, если такая деловая. Вон, у Нади спроси, берут же они Подсулак в группу на вокал?
– А я откуда знаю? – удивилась Надя.
– Тебя же Калинник в «Сказку» приглашал!
Приглашал. Когда закончили работу над одной композицией на ее стихи, то все вместе зашли в кафе, всех ребят – человек десять. Что теперь, с ума сойти от этого?
