Вопрос был риторическим, но директор на некоторое время замолчал. Все это прелюдия, идеологическая подкладка. Сейчас пойдет главное… Я отношусь к умеренным нейтралам, но есть знакомства в различных кругах, приходилось общаться и с фундаменталистами, и с радикалами. Наслушался и тех, и других. А тесть мой вообще был леваком, каждый визит к ним превращался в политсеминар. Он донимал меня анализом моей классовой сущности и обзывал винтиком репрессивного механизма. На старости лет он неожиданно перешел в католичество. Этот опрометчивый шаг настолько шокировал респектабельных соседей, что многие в пригороде перестали с нами раскланиваться.
— Чем же вы объясняете такое положение вещей? — спросил я, чтобы прервать затянувшееся молчание.
— Не притворяйтесь наивным! Наше общество потеряло стимулы духовного роста. Мелкое копошение во имя мелкого благополучия породило поколения мелких людей. Исчезли сдерживающие факторы нравственности, мораль элиты и мораль дна неразличимы. Большие стимулы, способствующие оздоровлению нации, отсутствуют, поскольку нет великих целей. Не к чему стремиться, нет такой мечты, во имя которой общество могло бы пренебречь внутренними и внешними распрями. Личное благополучие оказалось ложной целью хотя бы потому, что привело к распаду общества. Но какая цель, пусть даже ложная, породит новые стимулы для духовного возрождения? Надо найти, вообразить, придумать, наконец, то, во имя чего даже последний мерзавец не рискнет выставлять свои личные интересы. И когда у нас появится Великая Новая Цель, мы…
— …мы установим во имя ее Новый Порядок? — вставил я.
Директор Юрайда запнулся и с недоумением посмотрел на меня.
— Моего отца сожгли в Дахау, — негромко сказал он, затем вдруг закричал: — Как вы могли подумать! Как вы посмели!
— Извините, возможно, я неудачно выразился.
Он смотрел на меня, и снова я видел в его глазах: «Враг, враг!», снова засосало под ложечкой…
— Неудачно — не то слово! Подозревать нас в тоталитарном заговоре? Чудовищно!
С чего это он так разнервничался, почему вежливый обмен мнениями о нашей демократии перешел в мелодраму?
— Все это очень мило, — сказал я, — но мне по-прежнему ничего не говорит ваша «новая цель». И кто это «мы»?
Как говаривал старина Бидо в ответ на мое обещание упечь его в одиночку, «тишина — лучший массаж для нервов». Минуту или две мы с директором массировали друг другу нервы, затем он рассмеялся.
— Лучше ничего не сказать, чем недоговорить. С вашего позволения, я продолжу…
И он продолжил.
То, что я услышал, не просто поразило меня, а даже заставило на некоторое время утратить чувство реальности происходящего! После того как директор окончательно добил все забытые или еще тлеющие цели, закопал все правительственные программы и кремировал традиционные ценности, он объявил, что путь человека в будущее проходит через космос. Интенсивное освоение космического пространства вызовет взрыв героического энтузиазма, объединит человечество, заставит хотя бы на время забыть распри и переориентирует интересы активной массы. Пусть в конечном итоге и космос окажется ложной целью — это все-таки Большая цель! Не трусливое ковыряние на орбитальных станциях, а смелый массированный бросок на ближние планеты. Освоение новых плацдармов, и снова рывок… Конгрессмены не могут отдать пару миллиардов голодающим Африки, но их ослепит блестящая перспектива космической экспансии. Тем более что первая волна освоенцев готова. Сильные, ловкие, бесстрашные и готовые на все!
Он имел в виду своих воспитанников!
Я не знал, что делать, принимать всерьез эту фантасмагорий или, вежливо улыбнувшись, выразить недоверие. Тут я вдруг представил своего сына этаким Гордоном Флешем, в блестящем скафандре, одной рукой вырывающим полураспакованную красавицу из щупалец омерзительного спрута, а другой поражающим из бластера летающие тарелки, нашпигованные до отказа завоевателями Галактики. Я невольно улыбнулся, директор принял это на свой счет и недоуменно поднял брови.
Я объяснил ему, чем была вызвана улыбка. Он хохотнул, но тут же серьезно спросил:
— Вы уверены, что не хотели бы видеть сына где-нибудь на Марсе, чем без дела шатающимся между парком и биржей труда?
Он попал в самую точку, и крыть мне было нечем. Что я предложу сыну после школы, если он к этому времени не спутается с шатунами? Полицейскую школу? Или устрою по знакомству (старина Бидо!) служкой? Я начал приходить к мысли, что при всей невероятности затеи директора Юрайды и тех, кто за ним стоит, есть в ней нечто привлекательное, дети получают новый шанс. Как складно получается: самые активные, самые оголтелые нонконформисты с удовольствием ринутся в космос, дай им только вволю побыть героями нового фронтира. Смущал меня термин — активная масса, но бог с ним! Даже если они не выведут страну из социального ступора, тысячи, десятки тысяч потенциальных преступников не уйдут в курию, не станут шатунами… Меньшее зло?
— Как к вашему проекту относится курия?
Лицо директора потемнело, глаза зажглись ненавистью.
— Мы не позволим этим негодяям запускать свои грязные папы в наши дела, — отчеканил он, — иначе они всю Солнечную систему превратят в бордель!
Он был прав как никогда. Другое дело — понравится ли такой оборот старине Бидо? Но почему между шансом для моего сына и мною должен стоять Бидо? Пусть меня заботит не благо человечества, а личная безопасность, но сыну моему незачем страдать из-за трусости отца!
Я поймал себя на мысли, что всерьез поверил директору. Они учли все: общественное мнение уже потихоньку распаляется заявлениями компетентных лиц, сенаторов заваливают письма избирателей, требующих немедленного штурма космических бездн… Если под этим соусом еще и сократят расходы на вооружение и переоборудуют межконтинентальные на транспортные, то я первым встану навытяжку и спою гимн в честь директора Юрайды.
— Ладно, — сказал я, — считайте меня союзником. Но как вы оказались в номерном квадрате… Армия?
— Не только армия, — кивнул директор, — есть и другие силы, Армия имеет свою долю, и мы ее сразу разочаровывать не будем. Им надоест играть в бдительных и несгибаемых, когда люди начнут заниматься настоящим делом.
Может, поэтому здесь и не курят, приучают… Наверно, антитаб. В кармане у меня непочатая пачка «Престижа», и хоть бы что!
— Вам приходится много работать? — посочувствовал я.
— Перед выпуском мы и ночами занимаемся, — спокойно ответил директор, стимуляторы малыми дозами под контролем первоклассных врачей не повредят. Срывы крайне редки, но бывают.
