— Так она поэтому….
— Она поэтому послала к тебе женщину клана Ордо. Знала о твоей распутной натуре. Одного не учла Хозяйка. Того, что тебя любили все женщины. Что б убить — надо было послать мужчину. А Виэна решилась подарить тебе сына. Сколько я ее не отговаривал, не помогло. Она любила тебя…
— А ты любил ее?
— Дурак! Она была моей сестрой. Здесь, на Эрмэ узы крови значат больше любви. И скажи Судьбе «Благодарю» за это.
Вот так. Словно кулаком под дых. И удивление застывает в серых глазах.
— Да, Стратег, все так. Все верно. Счастливец ты! Судьба с тобой на одной стороне. Не жить бы твоему щенку, если б у власти осталась Хозяйка. Да немного она не дождалась того, что б убить его у тебя на глазах. Потеряла трон. Но если б не пришел к власти наш Хозяин и тебе никогда б не вырваться с Эрмэ, Локита б тебя попросту затравила. А Хозяин, он ведь сам из воинов. Из Ордо…. Так что… Нет, сейчас бы он и раздумывать не стал, а тогда привычка брала за горло. Молод был. Глуп. Не умнее тебя. Ну а Шеби любил до безумия….
— Заметно….
Кривая усмешка тронула губы воина и золото глаз показалось яростным огнем.
— Все проходит, враг мой. Трон меняет людей сильнее, чем беды. Сейчас ничего не осталось от той любви, от того преклонения…. А ведь он на власть поначалу и не замахивался. Если б Шеби была как все мы, он в сторону трона и не посмотрел бы. Только Шеби, какой из нее воин? Охранник? Она нож в руках держать не умеет. Сам знаешь…. Только танцем поворожить. Рабыня, но Локита и тогда на нее смотрела косо. То ль влюбился в танцовщицу кто из ее фаворитов, то ль еще какая бабская беда приключилась, только Хозяйка приказала ее убить. И не кому-то, а ее же собственному брату. Дескать, воину сестра в рабах — не родня! Тут и нашла коса на камень. До сих пор Локита кается, что чертушку разозлила. Не буди лихо, пока спит себе. Судьба….
Судьба!
Все Судьба! Не уйти из рук ее, не развести объятий. Вешается на шею ветреная девчонка, клянется в вечной любви, напоминая о былых своих подарках, валяется в ногах, пытаясь удержать…. Нет, не тело, но благодарность в его душе.
Просит не проклинать так истово, с надрывом! Не роптать…..
Шепчет, сыпет ласковыми словами, заглядывает преданно и верно в глаза. Покорная! Уставшая! «Я люблю… я люблю тебя…».
Только ли знает, окаянная девочка, что это такое — любовь? Похоже, даже не ведает. Как не ведает сочувствия Император. Как не знают темные своды Эрмэ сиянья небес.
— И счастье твое, что прикинулся мертвым, — падает звук голоса воина с равномерностью метронома, — если б не это…. Вернул бы тебя Хозяин назад. Сам не свой был…. Все метал и громил. Если б кто другой, если б не Шеби была причастна к побегу, растерзал бы любого, кто помог тебе ускользнуть. Он болел тобой. Голосом, песнями. Метался, как зверь в клетке. Имя твое запретил вспоминать. Сам же и помнил. Вот тогда-то он сестру свою и возненавидел. Любовь, да с ненавистью напополам — эх и смесь! Да, враг мой, лютовал он тогда.
— Он и ныне лютует…
— Это — не лютость. Пресыщенность, может, а, может, усталость. Я не знаю, не ведаю…. Только сейчас он стократ опаснее. Привычен ко всему. Уже не воин. Хозяин. А Хозяина не тронут слезы рабыни, даже если эта раба по рождению — его сестра. То, что было любовью — утекло. А ненависть осталась. Потому и прошу — увези Шеби. Если сможешь. Покуда не поздно. Не защитник ей сейчас Хозяин Эрмэ. С каждым днем все больше — враг.
Вздох, словно всхлип. Заглянуть в золотые глаза, только боязно. Там не золото, там огонь, бушующее без удержи пламя. Страшно смотреть в бездну. Страшно прыгать с обрыва в ледяную воду. Страшно….
Запоздал этот страх, заплутал по дороге. Бояться надо было, когда ступал на Эрмэ, когда шел в колонне с рабами, когда настаивал на встрече с Императором. Но сейчас, в этот вечер, сейчас…. Страх пронзил, пригвоздив к стулу, заморозил кровь, выдул из тела половину души.
Бояться надо было, когда шли на Вэйян.
А сейчас…. Для страха уже поздно. Но не уходит, не отпускает, кружит рядом, цепляется за край белоснежных одежд.
— Скажи, увезешь ее?
— Увезу.
Не словами, молчанием. И повисла тишина подобно сизому дыму, и собираются из клубов воздуха призраки. И звучит то ли смех, то ли стон.
— Ладно, пойдем. Перед отбытием еще одна обязанность. Официоз. Аудиенция. Тебя желал и жаждал видеть Император.
Вздохнув, Да-Деган поднялся на ноги. Бесшумно впереди скользил воин. Вел по хитросплетению коридоров, в которых неведающему легко заплутать как жертве в лабиринте Минотавра.
Легкий бесшумный шаг, тяжелые своды, и кажется, что никогда не будет выхода из этих коридоров. Не потому, что его нет. Просто так легко не успеть укрыться от Зверя.
Только, словно тени навстречу — Властители и воины, да тихие, словно трава — рабы. У массивных дверей, покрытых золотом, Таганага остановился, кивнул. Что ж, иди. Он ждет….
И вновь предательская дрожь в коленях.
Неспроста! Ой, неспроста!
Войти и потеряться песчинкою на берегу. Сотни людей. Сотни колонн, врезавшихся в купол, вознесенный так дерзко ввысь. На широких ступенях россыпями золото, бесконечное золото…, рубины, алмазы, жемчуга. Сияют жаром, переливаются сокровища короны. Безделушки под ногами бытия, камушки и галька. И скалою возносится к куполу Черный трон. Там, в вышине, надменно и одиноко — Он! Хозяин половины мира.
И, кажется, что и с выси трона жгут, ощупывая взглядом разные, непостижимо разные глаза — сияющий как рассвет у лазурного моря и черный, бездонный провал с которым не тягаться самой тьме. И взгляд этот как зов, как приказ приблизиться. С подножия — к вершине.
Каждый шаг — как по битому стеклу босыми ступнями. Жгут взгляды властителей, ощупывают, выпивают силы, словно играя, пытаются уронить… нет, не тычками и затрещинами. Волей своею. Сломать, поставить на колени. И качает лица. Кружится реальность, готовясь утопить его в водовороте.
Вон мальчишка — безусый и наглый. Вон — с лицом мальчишки, но слишком умными глазами. И каждый, хоть на миг, да ударом, сгустком воли, черным, звериным колдовством — «встань на колени. Смирись! Раб! Твое место у нас под ногами!!!»
И расправлены плечи. Напряжение сил, и…
Что ж, разве это испытание? Это — игра. Как когда-то в садах Амалгиры.
На малахитовом ковре разнотравья. Под изумрудным балдахином развесистых крон. Рэй. Илант. Лия и Иридэ….
И звенит колокольцами смех, сплетаясь с треском цикад.
— Падай, Дагги, ну!!! Падай!!!
Окаянное озорство и сила, опрокидывающая раз за разом на землю! Носом в песок, лицом в траву, на колени или ничком. И хохочет, беззлобный, сияющий радостный от осознания почувствованной силы, безобразник — Рэй. Рейнар. Его воспитанник. Внук Локиты! И всего-то мальчишке семь лет, но противиться взгляду наглеца нет силы. У мальчишки воля, что перетирает камни в песок.
