— Почему я тебе не нравлюсь, Ла-джа? — спросил фон Хорст. — Что я сделал?
— Я не хочу об этом говорить. Я вообще не хочу с тобой говорить.
— Ты несправедлива, — возразил он. — Если бы я знал, что я сделал, я мог бы это исправить. Было бы намного лучше, если бы мы были друзьями, поскольку нам долго еще придется быть в обществе друг друга — пока не доберемся до Ло-гара.
— Мы никогда не попадем в Ло-гар.
— Не теряй надежды. Эти люди глупы. Мы сможем перехитрить их и бежать.
— Мы не сможем, но, если бы и смогли, ты не пойдешь в Ло-гар.
— Я пойду туда, куда пойдешь ты, — ответил он упрямо.
— Почему ты хочешь идти в Ло-гар? Тебя просто убьют. Газ тебя пополам разорвет. Зачем тебе туда идти?
— Потому что ты идешь, — сказал он почти шепотом, как бы говоря сам с собой.
Она вопросительно взглянула на него. Выражение ее лица едва уловимо изменилось, чего он не заметил, так как не смотрел на девушку. Оно было уже не столь категоричным. Разница примерно та же, что между каменной и ледяной глыбой — лед холодный и твердый, но он, по крайней мере, тает.
— Если бы ты только сказала мне, что я такого сделал, — настаивал он, и почему я тебе не нравлюсь?
— Этого я тебе сказать не могу, — откликнулась она. — Если бы ты не был так глуп, то сам бы понял.
Он покачал головой.
— Извини, — сказал он. — Наверное, я глупый, поэтому объясни мне, в чем дело.
— Нет, — выразительно произнесла она.
— Не могла бы ты дать мне ключ к разгадке? Ну хоть бы намекнуть.
Она немного подумала.
— Может быть, смогу. Ты помнишь, что насильно схватил меня и увел из Басти?
— Я сделал это для твоего же блага, и я извинился, — возразил фон Хорст.
— Но ты это сделал.
— Да.
— И ты не использовал свой шанс, — настаивала она безнадежно. — Если бы я поверила в то, что это не нарочно, я простила бы тебя, но я не верю, что ты настолько глуп.
Он принялся думать, чтобы найти объяснение этой загадке, но, истощив все свои умственные способности, так ничего и не придумал.
— Наверное, — сказала тогда Ла-джа, — мы не понимаем друг друга. Скажи мне прямо, почему ты хочешь идти со мной в Ло-гар, и если это то, о чем я начала было думать, я скажу тебе, почему ты мне не нравишься.
— Вот это другое дело, — воскликнул мужчина. — Я хочу пойти в Ло-гар, потому что…
В хижину вломились люди-бизоны, оборвав его на слове.
— Пошли! — приказали они. — Кру собирается убить тебя.
Двое ганаков жестом велели Ла-джа следовать за ними.
— Кру и за тобой послал, — сказали они, — но он тебя убивать не собирается, — добавили они, ухмыляясь.
Направляясь к хижине вождя, они увидели множество ганаков, лежавших в тени многочисленных деревьев. Некоторые ели траву, скошенную рабами, другие мирно пережевывали жвачку и дремали, полузакрыв глаза. Дети время от времени затевали недолгие игры, но взрослые не играли, не смеялись и не разговаривали. Это были типичные жвачные животные, с таким же интеллектом, как у коров. Они не носили ни украшений, ни одежды и не имели оружия.
Видимо, они не отобрали у него лук потому, что не знали ничего об оружии и были очень глупы. Лук, стрелы и нож все еще были у него при себе, хотя копье он выронил во время драки, последовавшей за убийством Дрована, и не нашел его.
Пленников подвели к Кру, который лежал в тени огромного дерева, заслонявшего его хижину, совсем недавно принадлежавшую Дровану. Он взглянул на них своими обрамленными рыжими волосами глазами, но более всего его интересовала Ла-джа.
— Ты принадлежишь мне, — сказал он ей, — ты принадлежишь вождю. Очень скоро ты пойдешь в хижину, а пока оставайся здесь и смотри, как умрет гилок.
Затем он повернулся к бизону, лежавшему перед ним.
— Сплей, ступай к своим рабам и принеси танцующую воду и дерево смерти.
— В чем дело? — спросил фон Хорст. — Почему ты собираешься меня убить? Если бы не я, ты бы не был вождем.
— Слишком много рабов, — промычал Кру. — Они очень много едят. Танцующая вода — хорошо, дерево смерти — забавно.
— Забавно для кого? Для меня?
— Нет, забавно для ганаков, не для гилока.
Вскоре Сплей вернулся с рабами. Несколько мужчин несли деревянный столб, остальные мужчины и женщины волокли охапки веток, грубо сделанные кувшины и сосуды из тыквы, наполненные какой-то жидкостью.
При виде их люди-бизоны стали стекаться со всех сторон; пришли также и женщины. Все уселись, образовав большой круг возле дерева перед хижиной вождя. Раб передал кувшин одному из сидевших в кругу.
Тот сделал большой глоток и передал его следующему ганаку. Как только кувшин опустошался, тотчас же подавали следующий.
Рабы, принесшие столб, принялись копать яму на открытой площадке между хижиной вождя и воротами. Когда яма стала достаточно глубокой, они воткнули в нее столб и засыпали ее землей. Столб торчал из земли футов на шесть. В это время по кругу прошло уже множество кувшинов. Мужчины и женщины мычали и ревели, и вскоре одна из женщин поднялась и начала прыгать и скакать в некоем неуклюжем подобии танца. Вскоре к ней присоединились все взрослые жители поселка: они прыгали и бродили, шатаясь, по деревне.
— Танцующая вода? — спросил фон Хорст с усмешкой, обращаясь к Ла-джа.
— Да, это вода, которая отбирает у людей разум.
Иногда она превращает трусов в храбрецов, а храбрецов — в животных, но всех людей делает глупцами.
Газ выпивает много этой воды, прежде чем убивать.
— А там, должно быть, дерево смерти, — фон Хорст кивнул в сторону столба, который рабы врыли в землю.
Теперь они набрасывали вокруг него сухую траву, листья и ветки.
— Дерево смерти! — прошептала Ла-джа. — Для чего оно?
— Для меня, — сказал фон Хорст.
— Но как же это? Я не понимаю. Не может быть, чтобы они… О, нет, они не могут.
— Могут, Ла-джа. Странно, правда?
— Что странно?
— Что эти существа, столь близкие к животным, ведут себя как люди, ведь только люди способны мучить ради забавы.
— Я об этом никогда не думала, — сказала она, — но это правда, и правда то, что только человек делает напиток, отбирающий у него разум и превращающий его в животное.
— Не в животное, Ла-джа, — он делает их еще больше людьми, он снимает все запреты и позволяет быть людям самими собой.
Она не ответила, просто стояла, глядя как завороженная на столб в центре поселения. Фон Хорст смотрел на ее нежный профиль, спрашивая себя, что же происходит в голове у этой маленькой дикарки. Он знал, что конец приближается, но и пальцем не пошевелил, чтобы избежать ужасной смерти, которую готовили для него рабы. Если бы речь шла только о нем, он попытался бы выбраться на свободу и умереть сражаясь, но здесь была девушка. Фон Хорсту хотелось спасти ее гораздо больше, чем самого себя.
