Тимоти понаблюдал за домом с определенного расстояния, расположившись на улице, застроенной особнячками, подобными тому, в котором жил сам Вестхолм. Дом Вестхолма стоял на участке площадью примерно в три акра, однако достаточно близко от соседних особняков, чтобы у “крестного отца” не возникло необходимости держать целую армию охранников. Тимоти телепатически обыскал округу, улавливая витающие в воздухе мысли, и обнаружил три странных, практически девственно-чистых мозга, какими обладали только прошедшие через лоботомию боевики. Тимоти “вырубил” всех троих, затем пересек улицу, открыл замок чугунных ворот и оказался на участке, принадлежащем Вестхолму.
Подошел к главному входу, проник в дом, закрыл за собой дверь. С кухни донеслись обрывки какой-то беседы. Протянув в нужном направлении мысленные пальцы, он обнаружил дворецкого, уже снявшего ливрею, и шофера в футболке и джинсах. Они мирно потягивали пивко, сидя за кухонным столом. Тимоти столь же мирно отправил их на боковую.
Он обшарил весь дом, однако больше никого не обнаружил. Это означало, что Джейкоба Вестхолма нет дома и Тимоти следовало отправиться на одну из явочных квартир, адреса которых он извлек из сознания седовласого джентльмена в штате Айова. За одним из этих адресов скрывался ночной клуб. Два других были ресторанами. Кроме того, он располагал адресом родного брата Джейкоба Вестхолма, и этот, второй, Вестхолм тоже был членом преступной организации. Остальные одиннадцать адресов принадлежали женщинам.
Однако в неожиданной пустоте дома было еще кое-что любопытное и настораживающее. Неужели такой человек, как Вестхолм, довольствуется охраной, состоящей всего из трех постов наружного наблюдения? Разве он не посадил одного-двух боевиков прямо в доме, в порядке, так сказать, последней оборонительной линии? Тимоти просто не мог поверить в то, что Вестхолм подвержен мании преследования в меньшей степени, чем остальные “крестные отцы”, или, если угодно, в том, что он не трясется за свою жизнь, — ведь враги, принадлежащие к некогда могущественным мафиозным кланам, были у них наверняка одни и те же.
Тимоти вплыл в кухню, где, приклонив головы на стол, спали шофер и дворецкий. Одна из жестянок пива свалилась на пол, и густой пивной запах тяжело висел в воздухе. Тимоти решил начать с пожилого, начинающего седеть отлично вышколенного дворецкого. Нырнув ему в сознание, он принялся искать какую-нибудь зацепку, способную подсказать, где находится сейчас хозяин дома.
Через несколько секунд Тимоти выяснил — Вестхолм находится в больнице, куда попал после небольшого кровоизлияния, случившегося как раз нынешним утром.
На мгновение Тимоти захотелось оставить Вестхолма в покое, предоставив болезни самой лишить “крестного отца” памяти, если не жизни. Но он был не вправе полагаться на слепой случай, особенно если учитывать важность миссии Тимоти не только для тысяч наркоманов, но и для него самого. Он почерпнул адрес больницы и ее внешний вид из памяти дворецкого, сосредоточился, закрыл глаза и телепортировался...
Он материализовался рядом со зданием, представляющим собой гигантское сооружение из желтого кирпича и алюминия. Он стоял прямо на пешеходной дорожке с каучуковым покрытием, две полосы которой сами двигались в противоположных направлениях. Тимоти упрекнул себя в безалаберности — до сих пор он не задумывался о возможности материализоваться прямо на глазах у изумленных сограждан, подняв тем самым изрядный переполох, тогда как ему надо было сохранять полную анонимность. В конце концов, он прибыл в общественное заведение, а вовсе не в ту респектабельную глухомань, которую, как правило, избирают для постоянного проживания “крестные отцы”.
Несколько мгновений спустя он уже плыл по главному холлу больницы, не без отвращения вдыхая здешний запах — тошнотворную смесь аромата цветов с дезинфектантами. Он просмотрел больничную книгу в приемном покое и выяснил месторасположение палаты, в которой лежал Вестхолм. Палата находилась на восемнадцатом этаже, однако лифты обслуживались специальными служащими, которые требовали на входе в кабину пропуск, выписываемый в соответствующем бюро. И Тимоти прекрасно понимал, что никогда не получит такого пропуска. Проникнуть в палату к Вестхолму было труднее, чем на прием к президенту Соединенных Штатов.
Пешеходные лестницы в это время суток были закрыты, тяжелые пожарные двери заперты на замок и на цепь. И хотя Тимоти мог бы отпереть эти замки и снять цепи, сделать это бесшумно было невозможно, а привлекать чье-нибудь внимание ему страшно не хотелось.
По больничному плану он выяснил нужное направление и точное расположение палаты Вестхолма (план лежал на журнальном столике в холле для посетителей). Но из холла, по которому беспрестанно сновали врачи и медсестры, нельзя было телепортироваться, не обратив на себя всеобщее внимание. Тимоти отправился в мужской туалет, заперся в кабинке с ее пованивающим аммиаком оборудованием, сосредоточился на расположении необходимой ему палаты и провалился в несуществующую вселенную нуль-транспортировки.
В палате у Вестхолма находилась сиделка. В ослепительно белом крахмальном халате и поскрипывающих на ходу остроносых туфлях она расхаживала у постели, следя за показаниями на бесчисленных мониторах и в особенности — на мониторе электрокардиографа. Она отступила на пару шагов, протерла глаза, как будто отказываясь верить им... И немудрено: человек или, по крайней мере, нечто похожее на человека внезапно возникло перед ней на пустом месте.
Она успела открыть рот, собираясь закричать, но Тимоти тут же усыпил ее. Он не позволил ей "рухнуть на пол, а выслал вперед мысленные руки, осторожно поддержал ее, закружил и опустил в кресло, в котором она, судя по всему, сидела и раньше, коротая время за чтением любовного романа.
В постели лежал не человек, а живая рухлядь, в тело которой было всажено множество иголок, насаженных на трубки, ведущие к бутылочкам с прозрачной жидкостью, выставленным на полку из ослепительно сверкающей стали. Внутривенное вливание продолжалось. Рот лежавшего на постели человека был разинут, как у мертвеца, хотя, конечно, в этом старом ублюдке жизни хватило бы и на десятерых.
Тимоти запустил мысленные пальцы ему в сознание. И обнаружил опухоль головного мозга, достаточно, впрочем, незначительную. Непораженные участки мозга взяли на себя функции этой “мертвой зоны” то ли в результате компенсирующих усилий самого организма, то ли под воздействием терапии. Оставить этого человека в покое, положившись на то, что дело забвения совершит сама смерть, было бы слишком опрометчиво.
