— Я вправе! — кое-что из фехтовальных правил я помнил. — Моя атака сделана в один темп с действием на оружие противника. Его сабля еще не упала, когда я приставил клинок. И я по всем законам могу довести поражающее движение до конца!
— Господин Викулов прав, — хладнокровно подтвердил кавалергард. — По правилам поединка жизнь графа в его руках. Прошу не вмешиваться, господа.
Господа и не вмешивались, понимая, что я успею раньше. И граф Угин это понимал. На его не совсем аристократическом носу выступили похожие на стеклянные шарики капли.
— Что вам… надо?
— Надо знать, граф, кто поручил вам разыграть эту дуэль. Кому я помешал?
— Я… не…
— У вас пять секунд. Раз… — Ноя… — Два…
— Его зовут… Ром Заялов…
— Кто он такой?
— Честное слово, я не знаю. Кажется, приезжий…
— Где живет?
— Честное слово… Мы встретились случайно… В «Рапирах»…
— Сколько он вам заплатил? Впрочем, наплевать. Как он выглядит?
— Я не помню…
— У вас еще две секунды.
— Высокий, синие глаза, длинное лицо. Медленная речь…
Я убрал от графского горла клинок. Старательно отсалютовал арбитру, воткнул саблю в землю и пошел с «Гостиного двора». На всякий случай тронул кистью руки куртку — то место, где прощупывался в кармане плоский «ПП». Никто меня не окликнул, никто не задерживал. Судя по всему, фирма «Барьер» соблюдала правила неукоснительно.
Я вернулся в отель.
Кто такой Ром Заялов, у меня почти не было сомнений. Потому что в глубине души я никогда не верил, что гибель Полоза при пожаре — это по правде.
В номере я через систему «Агат» вызвал справочное, узнал номер «Барьера», позвонил туда и попросил к экрану старшего агента Турунова.
Он, кажется, искренне обрадовался, увидев меня живым.
— Ефрем Георгиевич, вы были правы насчет «другой причины». И сейчас у меня к вам просьба. Не в службу, а в дружбу…
Он слегка улыбнулся:
— Но «в службу» мы выполняем просьбы гораздо квалифицированнее. А что касается оплаты…
— Дело не в оплате. Просто я не знаю, занимается ли «Барьер» такими делами официально. А больше мне обратиться не к кому… Надо кое-что узнать об одном человеке…
У Турунова в очках мелькнула озабоченность.
— Однако это и в самом деле не по адресу. Могу вам порекомендовать…
— Ефрем Георгиевич. Ваш дед не говорил, как звали его друга, подарившего игрушечный пистолет?
— М-м… одну минуту…
— Его звали Петька. Петька Викулов, по прозвищу Патефон…
— Постойте… Имя не помню, а прозвище… Патефон, да!
— Это… как бы выразиться поточнее… мой прямой предок. Не правда ли, такое совпадение к чему-то обязывает? Особенно если вспомнить разговор о всем нам присущей некоторой сентиментальности…
Турунов помолчал, покусывая губы и словно пряча улыбку.
— Хорошо… Петр Петрович. Кто вас интересует?
— Некий Ром Заялов, появившийся в Старотополе недавно. — Я позвоню… скажем, через полчаса.
Он позвонил через десять минут:
— Ром Заялов — эмигрант из Византийска. Он последовательно сменил несколько имен, подлинность которых за столь короткое время не установить.
— Нет ли среди этих имен такого: Феликс Антуан Полоз?
— Гм… Но я прошу вас, Петр Петрович, официально не ссылаться на меня. Эту информацию я добыл для вас… по своим каналам.
— Благодарю вас, Ефрем Георгиевич. Обещаю не ссылаться… Берегите пистолетик. По-моему, он должен принести вам удачу…
Минут пять я лежал на диване, приводя в порядок мысли. Главная была та, что лететь домой надо немедленно. А сначала позвонить Юджину: «Будь настороже!»
Я вскочил, шагнул к «Агату» и услышал сигнал. Это Юджин, опередив меня, звонил сам. Лицо его на экране было какое-то… чересчур спокойное.
— Пит, не волнуйся только. Теперь уже опасность позади…
— Что случилось?!
— Только без нервов. Петьку ранили. Вчера вечером, из арбалета, стальной стрелой. Он шел из школы, и вот у самого дома…
Слабея, проваливаясь в тартарары и понимая, что все это должно было случиться, я вытолкнул слово: — Он… живой?
— Да не бойся! Теперь он почти в порядке. Хорошо, что он был в твоей куртке…
— Почему… хорошо?
— Ну, там же датчик вшит! Аварийный! Если что, сразу сигнал на базу. Мы подобрали его через десять минут. Яд со стрелы не сработал полностью, не успел… Сейчас Петька в госпитале космослужбы, скоро все будет нормально.
Понимая, что ничего не будет нормально, я еще спрашивал о чем-то, а Юджин что-то объяснял. Потом, чтобы встряхнуть меня, заорал, что я расхлябанная баба и ударяюсь в истерику, когда нет для этого причины.
— Не хнычь, а приезжай скорее. Тут и будем думать, что дальше…
1
Было далеко не так «нормально», как уверял меня Юджин.
Было гораздо хуже.
Первый раз я увидел Петьку в госпитале в таком состоянии, что лучше бы и не видеть. Он лежал под прозрачным колпаком, будто в саркофаге. Весь в каких-то присосках, датчиках, проводах. Бледный, неподвижный. Будто и не живой. У меня аж в глазах поплыло.
Но знаменитый профессор Кудрявцев, который лично и неустанно возился с Петькой, дал мне самое честное слово, что угрозы для жизни уже нет. Подтвердил это и Митя Горский, который сейчас был при профессоре кем-то вроде ассистента и адъютанта. Ради Петьки.
Юджин, конечно, смотрел виновато, говорил покаянным тоном. Был помят и небрит больше обыкновенного.
— Ну дай ты мне по морде, что ли! Конечно, мерзавец я, не уследил…
Но разве была у него возможность ходить за непоседливым мальчишкой по пятам? И кто мог подумать, что у самого дома случится такое? Нашелся же какой-то гад…
Юджин показал мне стрелу. Вернее, стрелку — длиной в ладонь. Стальная, тонкая, как спица, с зазубренным наконечником и перышками из пластмассы. Стрелявший почти промахнулся: наконечник только зацепил плечо — порвал куртку, рассек кожу. Но был в наконечнике сильный яд…Если бы не зашитый в куртке аварийный датчик, не видать бы мне больше Петьку…
А я про этот датчик и не вспомнил, когда подарил куртку Петьке… Вот удача-то, что подарил! Крошечный прибор сработал мгновенно, базу сотрясло сигналом тревоги, на плане города кровяной каплей набухла координатная точка. Санитарная машина и Юджин с Митей примчались на Шкиперскую улицу одновременно.
Все это я узнал, когда мы сидели в кают-компании базы и Юджин с Митей отпаивали меня какой-то пахучей жидкостью. Гадость была невероятная, но действовала безотказно. Скоро я чувствовал себя измотанным, но достаточно спокойным.
