— Ваш друг задерживается, когда вернется — позову. Отправляйтесь-ка почивать.
— Ладно, — согласилась я, решив не раздражать странного селекционера. — Но прежде договоримся о стоимости роз.
— Цена? Не деньгами.
— А чем? — насторожилась я, непроизвольно попятившись. Сексуальный маньяк?
— Хе-хе, не тем, о чем подумали, душечка, не обольщайтесь. Впрочем, договоримся. Кстати, вы действительно сирота?
Он провел меня в небольшое мрачное помещение с низким потолком, едва освещенное пробивающимся сквозь запыленное окно лунными лучами и обставленное незамысловато и даже примитивно: кровать, комод, стол.
— Располагайтесь, а мне надо приготовиться для, гм, работы — я ведь и хирург по совместительству, и скульптор, и мясник, хе-хе. На ночь выпускаю в доме волкодава — от воров — поэтому запру вас, иначе загрызет.
Он улыбался, но только губами, глаза оставались колючими и злыми. Потом дверь захлопнулась, повернулся ключ в замке и послышались затихающие шаркающие шаги. Я так и не успела спросить про Элизу, может и к лучшему — сегодня урожайный день на оригиналов. Легла не раздеваясь, несмотря на усталость, веки не смыкались, вероятно, не из-за холодного и жесткого ложа, а от гнетущего и зловещего климата вокруг, затаившегося в обреченном ожидании рокового конца. Все было очень загадочно. И где Иеремия? Пригласил, а сам…
Я встала с заскрипевшей кровати и подошла к двери. Собака? Возможно. Но ее ли бояться? Надо внимательно обыскать комнату, а то в полночь вдруг откроется лаз и появится садовник с тяпкой. Как начнет окучивать…
Окна не открывались, рамы оказались наглухо забиты ржавыми гвоздями, в комоде и за ним — пыль и паутина, пустоты в стенах не прослушивались. Нигде ничего, хотя одна занятная вещица нашлась под стулом — шпилька. Женщина? Почему-то вновь вспомнилась Элиза. Подожду-ка приятеля в другом месте, подальше.
Я взяла простыню просунула в широкую дверь под дверью, затем шпилькой протолкнула ключ в замочной скважине наружу. Он упал на материю, я втянула ее вместе с ним в комнату, отперла замок и выглянула в коридор. М-да, свечка не помешала бы, но скоро глаза привыкли к полумраку и я осторожно двинулась вперед, трогая боковые двери — все закрытые. Трофейный ключ отворил некоторые — комнаты оказались пустыми, не жилыми, иногда вовсе без мебели. Наконец, попалась неплохо обставленная: гардины на стенах и окнах, дорогие кресла, картины, мраморный стол, на котором возле лампы беспорядочной грудой валялись старинные книги в переплетах из толстой кожи. Я закрылась изнутри, с некоторой опаской приблизилась к нему и прочитала тисненные золотом буквы: «Некрономикон», «Седьмая Книга Моисея», «Пнакотические Рукописи», «Неведомые культы»… Библиотека? За ближайшей гардиной виднелась еще одна приоткрытая дверь, лестница за которой почти отвесно вела вниз. Гм, в подвале меня вряд ли сообразят искать, а утром сама посмеюсь над ночными страхами и даже извинюсь перед желающими — пока же останусь глупой трусихой. Дурной дом, скверное место. Я взяла лампу, зажгла лежащими рядом спичками и стала осторожно спускаться по выщербленным ступеням, таким крутым, что приходилось старательно выбирать место, прежде чем поставить ногу. Спуск продолжался долго и я уже засомневалась: не вернуться ли, но неожиданно низвержение в бездну завершилось, передо мной оказался обширный подвал, наверняка переделанный из естественной пещеры. На стенках и потолке виднелись таинственные знаки и морды отвратительных неведомых существ, а в дальнем конце… О боже! За рядами черных лавок высился кошмарный тучный идол, изображающий монстра с головой осьминога в массе щупалец, с чешуйчатым телом и гигантскими когтями на передних и задних лапах, с длинными узкими крыльями сзади. Меня захлестнула волна безумного непередаваемого ужаса, потом я заметила в углу ворох разнообразной одежды, грязной, в бурых пятнах засохшей крови, таких же как на жутком истукане, а также сваленные в кучу часы, гребни, запонки, игрушки и тому подобные вещи. Сверху лежал тощий растрепанный блокнот с монограммой «Э. И.» Элиза… Вот где мы встретились. Карандашный текст почти стерся; но отдельные строки различались. Я села на лавку, поставила рядом лампу и стала разбирать торопливый почерк.
«Наконец-то сбылись мечты. Он такой бескорыстный, необыкновенный и без ума от моих глаз. Угощал мороженым, узнавал о родне. Хочет жениться? Назвалась круглой сиротой, чтобы проверить отношение к возможной бесприданнице. Обрадовался и подарил голубые розы, купленные у каких-то цыган. Когда созналась в розыгрыше, расстроился. Удивительный человек…
…Постоянно убеждаюсь — он влюблен. Хочет встречаться чаще, решил переехать поближе к нам. Буду ждать новостей…
…Поселился в „Трех вязах“, просил пока помалкивать из-за пересудов. Видимся ежедневно.
…Отец потребовал встречи. Действительно, ведь о помолвке давно условлено. Спешу.»
Затем почерк стал почти неузнаваем, будто принадлежал до смерти перепуганному ребенку. Строчки валились вкривь и вкось:
«…Невероятно. Он меня запер и пригрозил прибить, если решусь бежать. Потом, хохоча в усы, признался, что нарочно заманивает невинных простушек и умерщвляет для ужасных таинств. Обозвал сельской дурочкой, сказал, что во мне единственно ценное — глаза и грех их хоронить вместе с трупом. Каким? Причем здесь глаза? Он спятил, и его полоумный дядя тоже. А может я?
…Вечером меня поспешно увели вниз и заперли. Показалось, что слышала наверху отцовский голос. Как страшно вокруг среди вещей и костей других несчастных узников.
…Сегодня меня зарежут. В доме полно цыган, уродов, похожих на ходячих жаб и амфибий. Все время звучит отвратительная визгливая музыка, у всех дьявольские ухмылки и гримасы. Бежать нет ни сил, ни воли — из-за постоянной сонливости — в пищу наверняка подмешивают наркотик. Облачили в мерзкий балахон, умастили вонючей мазью и водили к алтарю древнего ненасытного демона.
…Они приближаются. Слышу шлепанье множества мокрых лап, ворчание, сопение, завывание. Любимый, неужели ты предал!? Не верю. Блокнот сохраню. Боже, помоги. Твоя Элиза.»
Дальше оставались чистые листы, однако я продолжала всматриваться в них. Какая ужасная трагедия здесь разыгралась! Демоны, жертвоприношения, монстры… Не бред ли?
Я сама не заметила, как произнесла последнюю фразу вслух и тут же услышала сзади наподобие эха:
— Не бред, милочка.
Я обернулась, чуть не свалившись с лавки. У алтаря скверно ухмылялся Илазар Уипл, сжимая в руке извлеченное из моей сумочки оружие.