На минуту Верховный лорд растерялся. Никогда не знаешь, чего ждать от этого сэра Басси. Потом на выручку ему, точно лучезарный ангел, явилось прекрасное слово.
— Преемственность, — произнес он как заклинание и откинулся на спинку кресла, чтобы лучше насладиться эффектом.
Внезапно обнаружились некоторые особенности мышления, издавна присущие Парэму. На время оставив манеру выражаться прямо и сжато. Верховный лорд стал пространно доказывать свою точку зрения.
— Вы умственно недоразвиты, Вудкок, — продолжал он, а продолжать не следовало. — Вы славный малый, но совершенно необразованный. Во всем, что касается истории, у вас не больше воображения, чем у пятилетнего ребенка. Вы начисто лишены чувства преемственности событий. Все на свете развивается постепенно — эволюционирует, если уж надо употребить такое слово. А вы этого не понимаете. Старомодны именно вы с вашими понятиями о революциях и невиданных, новых начинаниях и о прогрессе, который никогда не опирается на прошлое. Ваша голова полна этим вздором, ибо природа не терпит пустоты. Разрешите открыть вам маленький секрет, сэр Басси. Как человек, который кое-что смыслит в истории, могу сказать вам: история человечества никогда не знала революций. Так называемые революции бывали, — иными словами, бывали смутные и бурные периоды, время, когда бил решающий час; но это лишь пена на великом потоке событий. Поток этот ширится от раза к разу. Да, это так. Но возникает ли он заново? Нет. Всем правит прошлое; не что иное, как прошлое, направляет наш путь навстречу неизбежной судьбе.
— И никак нельзя свернуть в сторону? — спросил сэр Басси.
— Нет.
— Эволюция или ничего?
— Таков закон истории.
— И ничего нельзя начать заново?
— Преемственность.
— Стало быть, железнодорожный состав должен был эволюционировать, отбрасывая последние вагоны и распуская в стороны подножки, пока не превратился в аэроплан, а грот-мачта на паруснике стала пустой внутри, как труба, и укоротилась, и камбуз превратился в котельную, кухонный котел — в пароходную топку? Во всем преемственность. Так? Никаких провалов. И никаких новых начинаний. Да ведь, черт подери, пятилетний ребенок и тот знает, что, если бы человек никогда ничего нового не начинал, его давно бы уже не было на свете!
Верховный лорд в упор смотрел на противника; он уже сожалел, что снизошел до спора со столь упрямым и непросвещенным субъектом.
— Вся эта ваша власть и политика безнадежно устарели, и им давно пора на свалку, так и знайте, — продолжал сэр Басси. — Это вам сны снятся. Дурацкие сны, Оно бы и неважно, да только вы бродите во сне, как лунатик, и вас заносит на опасную дорожку. Ядовитый газ и новые взрывчатые вещества не ваше дело. В Олдершоте мозги не растут[22], там почва больно песчаная. Они сохнут на корню. В тот день, когда вы с треском провалитесь, все эти ваши эксперты, эти ваши ублюдки, солдаты, которые лезут в химию и технику, техники и химики, которые путаются в военные дела, — вся эта шатия бросит вас на произвол судьбы… Военная служба — занятие для невежд и бездельников, которые вертятся вокруг разных технических фирм и предприятий второсортных химических синдикатов… Вам не добыть тех материалов, какие вам нужны, а если добудете, ваши эксперты не сумеют ими воспользоваться. Или только натворят бед…
Верховный лорд рассудил, что пора положить конец опору.
— Решать это буду я, — сказал он. — Ваше дело — всеми возможными способами обеспечить поставку материалов.
— А если я не захочу?
— Существуют поступки, которые даже в мирное время означают измену, сэр Басси.
— Измена! — повторил сэр Басси. — Еще что? Будете рубить головы топором? Раскрывайте свои карты. Я хочу знать, чем это пахнет.
Впервые со дня своего триумфального прихода к власти Верховный лорд встретил открытое сопротивление, и это странным образом взволновало его. Каждый нерв в нем затрепетал, и ему пришлось собрать все свое самообладание. Сэр Басси не один, за ним стоит слишком многое. Нельзя уступить первому побуждению и отдать приказ о его аресте. Если уж придется пойти на подобный шаг, надо будет сделать это как можно тише и незаметнее. За сэром Басси стоят люди вроде Кемелфорда — силы, которые трудно учесть.
Верховный лорд обратил взор к окну и минуту-другую созерцал безукоризненные очертания военного музея. До чего же он ненавидел сэра Басси! Все еще не глядя на упрямца, он тронул стоявший на столе колокольчик.
— Я честно предупредил вас, — сказал он. — Можете идти.
Сэр Басси мгновенно исчез, оставив после себя чуть заметное дуновение своего неизменного «поди ты!».
После ухода сэра Басси Верховный лорд еще долго стоял у окна своей комнаты в Уайтхолле, охваченный недоумением.
Он был точно человек, который, читая книгу, забыл перевернуть страницу и потерял нить мысли.
Он забылся.
Он унизился до спора.
Он забылся — и этот странный и опасный человечек, сэр Басси, каким-то колдовством пробудил в нем поглощенного и исчезнувшего мистера Парэма. Во всяком случае, нечто от Парэма. На секунду-другую он почти почувствовал себя Парэмом. Вместо того, чтобы просто-напросто объявить этому Басси, что он должен делать и что ему грозит в случае неповиновения, он позволил втянуть себя в спор, стал слушать возражения и даже допустил, чтобы доводы сэра Басси хоть на несколько минут, но все-таки произвели на него впечатление. По правде сказать, он и сейчас еще не отделался от этого впечатления.
Верховным лордам так поступать не пристало. Они знают. Они всегда все знают. Они принимают решения мгновенно. Иначе откуда бы у них было право повелевать? И славу людей непогрешимых им надо поддерживать любой ценой. В разговоре с сэром Басси произошло что-то странное, и это не должно повториться. Воспоминание об одном застольном споре с участием покойного мистера Парэма — покойного мистера Парэма, с которым столь таинственным образом связан он сам, — непомерно разрослось в воображении Верховного лорда. Надо вновь обрести душевное равновесие.
Он круто обернулся. В комнату неслышно вошел Хируорд Джексон и деликатно кашлянул.
В Хируорде Джексоне было что-то необыкновенно успокоительное. Он по самой природе своей был человек верующий; он так и излучал веру; его мысль почтительно следовала путями, указанными властителем, его преданность не знала вопросов и сомнений, — все это неизменно прибавляло Верховному лорду бодрости. И неизменно служило примером для окружающих.
— Все готово, — сказал Хируорд Джексон. — Вы сможете позавтракать в воздухе вином и сандвичами, новый берлинский диктатор будет ждать вас к трем часам.
