— Просто он пробуждает в тебе материнский инстинкт. Когда-нибудь у нас с тобой будет ребенок, и ты забудешь о Магнифико.
Бэйта ответила с полным ртом:
— Удивляюсь, как вас всех выношу с моим материнским инстинктом.
Потом она положила бутерброд и снова стала серьезной.
— Тори!
— М… м?
— Тори! Я сегодня была в Мэрии, в Бюро Производства. Вот почему я так задержалась сегодня.
— А что ты там делала?
— Ну… — Она помолчала. — Что-то происходит. Я так себя чувствовала — просто не могла там выдержать. Дух уже давно не тот. Девушки продолжают лить слезы совершенно без причин. Те, что не заболевают, становятся угрюмыми. В моей секции производят в три раза меньше, чем когда я пришла. И не было дня, чтобы на работе были все.
— Хорошо, — сказал Торан. — Что ты там делала?
— Задала несколько вопросов. И, Тори, точно такая же ситуация на всем Гавене. Падение производства, усиление антиправительственной агитации и недовольство правительством. Шеф Бюро только пожал плечами. И это после того как я час просидела в приемной, чтобы встретиться с ним, и прорвалась внутрь только потому, что я племянница Координатора. И он сказал, что не в силах ничего сделать. Откровенно говоря, мне кажется, что ему наплевать.
— Ну-ну, не сходи с ума, Бэй.
— И все-таки мне кажется, что ему наплевать. — Внезапно упрямо и яростно она заговорила: — Говорю тебе, что-то случилось. Это та же безысходность, которая поразила меня в Камере Времени, когда Селдон покинул нас. Ты ведь это сам почувствовал.
— Да.
— Ну вот. И теперь это то же самое, — продолжала она отчаянно. — И мы никогда не сможем противостоять Мулу. Даже если бы у нас были средства, нам не хватает мужества, духа и воли. Тори, нет никакого смысла бороться.
Торан не помнил, чтобы Бэйта плакала. Сейчас она тоже не плакала. Действительно нет. Но Торан положил ей руку на плечо и прошептал:
— Лучше забудь об этом, дорогая. Я знаю, что ты имеешь в виду. Но мы ничего…
— Да. Мы ничего не можем сделать! Так говорят все, и мы только сидим и ждем, когда нам в спину воткнут нож.
Она повернулась к остаткам еды и чая. Торан спокойно стелил постель. На улице было уже почти совсем темно.
Ранду был назначен Координатором Союза Городов Гавена, что было важным военным постом. По его собственной просьбе ему была отведена верхняя комната, из окна которой он мог смотреть на крыши домов и на городские парки. Сейчас в меркнущем свете огней, в сумерках город постепенно терял очертания. Ранду не утруждал себя раздумьями о символах.
Он сказал Эблингу Мису, в чьих прозрачных маленьких мягких глазах, казалось, было не больше интереса, чем в наполненном красноватым содержимым бокале:
— На Гавене существует поговорка, что, когда спускаются сумерки, всем праведным и трудолюбивым надо ложиться спать.
— Ты много спишь теперь?
— Нет. Мне неудобно обращаться к тебе так поздно, Мис. Мне теперь почему-то больше нравится ночь, чем день. Разве это не странно? Люди на Гавене уже четко приспособились к недостатку света, который означает необходимость сна. Я — тоже. Но теперь все по-другому.
— Ты что-то темнишь, — сказал спокойно Мис. — Ты окружен людьми в период пробуждения, и ты чувствуешь на себе их глаза и надежды. Ты не можешь расправить плечи под таким бременем. В период спячки ты свободен.
— Значит, ты тоже это чувствуешь. Это позорное чувство поражения?
Эблинг Мис медленно кивнул:
— Да. Это массовый психоз, какая-то чертова паника толпы. Галактика, Ранду, чего ты ждешь? Да здесь целую культуру свели к слепой невнятной вере в то, что народный герой прошлого все запланировал и теперь заботится о мельчайших подробностях их чертовых жизней. Такой образ мыслей стал чуть ли не религией, а ты знаешь, что это значит.
— Не имею не малейшего представления.
Мису совсем не улыбалась перспектива объяснять. Поэтому он поворчал, уставился на длинную сигару, которую задумчиво вертел между пальцев, и сказал:
— Он характеризуется сильной религиозной реакцией. Верования нельзя быстро искоренить без состояния массового шока — в таком случае наблюдается достаточно полная умственная деградация. Легкие случаи — истерия, патологическое чувство страха. Тяжелые случаи — сумасшествие и самоубийство.
Ранду покусал ноготь большого пальца:
— Когда Селдон подводит нас, другими словами, когда исчезает опора, на которую мы так долго рассчитывали, наши мускулы атрофированы, и мы уже не можем стоять без ее помощи?
— Точно. Немножко неуклюжая метафора, но верная.
— А как насчет твоих собственных мускулов, Эблинг?
Психолог сделал глубокую затяжку, а затем медленно и лениво стал пускать дым:
— Заржавели, но не атрофировались. Моя профессия заключается в необходимости немного мыслить самостоятельно.
— А ты видишь выход?
— Нет, но он должен быть. Может, Селдон не предвидел Мула. Может быть, он и не гарантировал нам победу. Но он ничего не говорил и о поражении. Он просто вышел из игры, мы остались сами по себе. Мулу нужна хорошая трепка.
— Но каким образом?..
— Только так, как можно побить любого: нанести удар по слабому месту. Послушай, Ранду, ведь Мул не сверхчеловек. Если его можно в конце концов победить, то каждый это поймет. Вся штука в том, что никто не знает, кто он, а легенды разносятся моментально. Предполагается, что он — мутант. Ну и что с того? Мутант значит «супермен» для всех неучей человечества. А здесь не в этом дело.
Было подсчитано, что каждый день в Галактике рождается несколько миллионов мутантов. Из этих нескольких миллионов лишь один или два процента могут быть определены только с помощью микроскопов и химии. Из одного или двух процентов макромутантов, то есть тех, чьи мутации видны невооруженным глазом или понятны невооруженному уму, всего лишь один или два процента уродов, годящихся лишь для балаганов, лабораторий или заранее обреченных. Из микрбмутантов, чьи отклонения не так велики, почти все являются безвредными и странными, необычными только в чем-то одном. В остальном нормальными, и даже субнормальными в большинстве случаев. Понимаешь, Ранду?
— Да. Но что же, все-таки, о Муле?
— Предполагая, что Мул мутант, мы считаем, что он обладает свойствами несомненно умственного порядка, которое может быть использовано для покорения миров. Во всех других отношениях у него несомненно есть недостатки, которые нам надо раскрыть. Он не будет скрытничать, не будет стесняться, если эти недостатки не явные и не гибельные для него. И если он мутант.