«Все верно».
«А у Леи под кожей полно лесных клеток-приживал. Ты думаешь, это ничего?»
«Все будет в порядке».
«Слушай, я понимаю, что у девушки нет никаких вредоносных идей. Но у Леса в ее организме могут быть совсем другие планы».
Новый напряженно молчал.
«Еще не поздно отправить ее назад. Смотри, как девушке тут плохо!» – продолжил я. Почему-то внезапное озарение о возможной опасности вызывало вполне физический дискомфорт. До холода в висках и щекотки где-то у лопаток.
Грусть, беспокойство, колебания. «Я знаю» – ответил он, – «Но мы с ней уже все обсудили. Это ее выбор».
«Что – ее выбор? Проводить тебя до станции? Или…»
Друг остановился и молча посмотрел на меня. Его эмоциональный фон представлял собой такое дикое переплетение глухой тоски и сияющей надежды, что сомнений не оставалось. Значит, скоро ряды зеленых человечков пополнятся еще одним новичком. Если, конечно, ее лесная часть не воспротивится. А если да? Что же, отсюда и темные тона в его мыслях.
Я уже собирался двинуться дальше, когда Новый остановил меня и добавил: «Все равно у Марка тоже есть симбионты. Хоть он и родился прямо перед войной, одноклеточные у него прижились. Но он переговорщик и идет на станцию в любом случае. А о наших делах – не надо никому, ладно?»
Я кивнул и пошел за остальными. Не знал насчет Марка. Блин, не удалось бдительно предотвратить угрозу. Ну что же, будем действовать по обстоятельствам.
Когда перед нами предстала база, я уже еле передвигал ноги. Как-то тяжко дался обратный переход. Сразу за дверью нас встретил Валентин Юрьевич. За его плечом маячил Богдан. Странно, что Туяра не прибежала. Жаль, я ведь действительно соскучился по ней. Столько было красок, эмоций и новых впечатлений, будто мы отсутствовали несколько месяцев.
– С возвращением! – поприветствовал нас начальник. – А вас – с прибытием, – повернулся он к лесным гостям. Сейчас Богдан всех проводит в специальный бокс, чтобы отмыться и переодеться с дороги. А потом покажет новоприбывшим комнаты. Нет-нет-нет, не разувайтесь!
Странно, мы же всегда снимаем обувь у входа. Ну ладно, руководству виднее.
Украинец с непривычно серьезным видом провел нас по коридору буквально метров пять, с лязгом открыл боковую железную дверь.
– Для дезинфекции это, – виновато пояснил он. Чтобы всякие споры да семена не занести. Первый блок проходите в одежде, там ее и оставляйте. Во втором – ополаскивайтесь. Душ включается автоматически. Мылиться ничем не надо, все уже в воде. В третьей комнате – каждому по полотенцу и набору одежды, там уж разберетесь, какие кому. А выход – вон он, дальше по коридору.
Да, серьезно все.
Пока мы по одному быстренько проходили гигиенические процедуры, здоровяк безмятежно отирался рядом, расспрашивая о нашем путешествии.
– Не удивлен, что Константин там остался, – заметил он. – Будет теперь у них в городе собственный упырь.
Я улыбнулся. Сколько десятилетий прошло, а любого хмурого румына до сих пор поддразнивают, называя Дракулой и предлагая чеснок. Вот она – сила искусства.
Дезинфицирующий или, скорее, гербицидно-фунгицидный душ оказался неприятно прохладным. Вот, пожалуй, и все. Даже не имел четко выраженного запаха. Найденные в жигулях четки я повесил на шею и вымыл вместе с собой.
Выбравшись последним в плохо освещенный коридор, я заметил что гости из Леса яростно чешут руки и плечи. Похоже, они здорово недовольны оказанным приемом. Ладно, надеюсь, Валентину Юрьевичу хватит дипломатичности, чтобы сгладить ситуацию. Должны понимать в конце-то концов.
С другой стороны, за все время Лес не проявил никакой враждебности даже к Илье, так что предпринятые меры выглядят чистейшей паранойей.
Хотя не я ли весь день дергался из-за чужих симбионтов?
Богдан повел Марка с Леей в жилое крыло. Надеюсь, он хотя бы не станет их запирать.
Мы тоже разбрелись по своим комнатам. Я втихаря надеялся обнаружить Туяру хотя бы здесь, но просчитался. Дома было мрачно и пусто. За окном догорал закат. Комната показалась затхлой, пыльной, тесной.
Я распахнул окно, но морозный воздух, ворвавшийся внутрь, только сделал жилье еще более неуютным. По краю сознания зарябил легкий приступ клаустрофобии. Захотелось выскочить наружу и бежать. Бежать, пока вокруг не окажется хотя бы бесконечный снежный простор. А еще лучше – заплетенный вьюнками город, ласково перемигивающийся золотыми окошками.
А в идеале – серый, стылый Петербург. С гудками машин, застрявших в вечной пробке перед мостом. С проводами, так туго перетягивающими низкое небо, что из него постоянно течет вода. С громадной рекой, которая вечно шокирует туристов и настолько не впечатляет местных жителей. С телефонным спамом в полпервого ночи, с политически-активными соседями. С непрерывным срачем в соцсетях! Но без всяких упоминаний о какой-то там Зеленой войне. О Новых, старых, эко и не-эко.
Боже мой, когда же я уже, наконец, проснусь?
Не включая свет, я сел на край кровати и безучастно наблюдал, как в дальнем уголке потолка гаснут последние розоватые отблески солнца. Потом совсем стемнело.
***
Спал я паршиво. Никаких конкретных сновидений с утра вспомнить не смог, но все они были путаными, муторными и безрадостными. Впрочем, с кровати подниматься тоже не хотелось. Голова была тяжелой, все тело – будто ватным. Заболел я, что ли?
Долгое время меня выручало чтение. На самом деле я просто ждал, что в дверь постучат, и чернявая взбалмошная девчонка проскользнет в комнату. Усядется прямо поверх одеяла, игнорируя факт что под ним, вообще-то, ноги, и начнет в подробностях расспрашивать о походе.
Но никто не приходил.
Иногда я слышал шаги в коридоре и сердце пропускало удар. Но потом раздавалось мужское покашливание или хлопок двери, а я ловил себя на том, что уже в пятый раз перечитываю один и тот же абзац, совершенно упуская смысл.
Решила повредничать? Ну ничего, я тоже гордый. В конце концов не те у нас отношения, чтобы я, сломя голову, разыскивал девицу по всей базе.
В середине дня голод и осточертевшая неопределенность все-таки выгнали меня в коридор. В пустой столовой я подогрел себе консервы, в одиночестве пообедал и отправился к себе. Совсем вечером не усидел и побрел искать Богдана. Он торчал в одной из лабораторий у микроскопа. Тут было светло и стерильно, но впечатление портило надгрызенное яблоко на куче бумаг.
– Так-так, – протянул я. – Нас, значит, с порога в дезинфектор, а гостинцы жрать – это пожалуйста?
– Гостинцы – они на то и гостинцы, – философски заметил украинец, на всякий случай перемещая фрукт поближе к себе. – Но мы, вообще-то, все обработали, не волнуйся.
– Как новоприбывшие? Еще чешутся?
– Да ничего, отходят постепенно. Им медики мазь дали. Наверно душ навредил симбионтам. Даже не наверно, а совершенно точно. Юрьич специально просил побольше гербицида добавить.
– Вот жук! – восхитился я, – Сердятся?
– Не признаются, – лениво заметил Богдан. – Но такая у переговорщиков судьба – со своим уставом в чужой монастырь не соваться.
– Чего-то Туяры не видно, – максимально непринужденно заметил я, пройдясь по комнате. Собеседник от души расхохотался.
– Ты еще пыль вон оттуда смахни! Ну, чтобы выглядело, как будто ты вообще не при делах. Затем и пришел?
– Затем, – вздохнул я, усаживаясь на край стола.
– А нету твоей женщины. Уехала, – откровенно веселился ученый.
– Как? – обалдел я. – Куда?
– Решила съездить в город, к рассеивателю. Вроде бы, там скоро новую партию отморозков выпускают, хочет посмотреть на них, пообщаться.
– Одна?
– Нет, с приятелем, который тебя на вышке встретил. Ты его, вроде, Тиссом звал. Они поехали на снегоходе, уж почти с неделю назад.
– Новости есть? – у меня неприятно похолодело в груди. Очень странный поступок. Еще и не дождалась возвращения экспедиции. А ведь неделю назад мы уже начинали обратный путь и совершенно точно отчитывались об этом на станцию.
