— Держись, Эдя!.. Я рад за тебя, черт! — сказал кто-то за моей спиной.
Я оглянулся. Это был Семен, сосед и друг.
— Почему я должен держаться? — Я сделал удивленное лицо.
— Видишь, как стараются?
Это они хотят тебя на весь мир прославить. Вот, дескать, какие замечательные, какие необыкновенные однодеревенцы у нашего космонавта.
Я хотел сказать Семену чтонибудь такое, что отбило бы охоту соваться со всякими замечаниями. Но в это время вышла Фрося, и меня прямо-таки в жар бросило от восторга. На ней была простенькая ситцевая кофточка и короткая (но не слишком короткая) Юбочка с разрезами по бокам. Волосы были распущены и свободно, как водопад, лились на плечи.
А лицо… Какое лицо! Некоторые мужчины любят глупые женские лица. Один мой знакомый, тоже тракторист, утверждал, будто женщине ни к чему умное лицо, потому что оно ни к чему, прежде всего, нам, мужчинам. Я не разделяю этой, по-моему, антинаучной точки зрения. Конечно, вовсе не обязательно, чтобы каждая женщина была Софьей Ковалевской или Мариной Цветаевой. Но иметь царя в голове и женщине не мешает. Все-таки, что ни говорите, а приятно, сидя вечерком бок о бок с любимой, поговорить о высоких материях.
Лицо Фроси я отнес бы к числу красивых и умных, а подобное сочетание, согласитесь, встречается не слишком часто. Во всяком случае, у нас, на Земле. Оно было женственно округлым, с мягко очерченным ртом и как бы ищущими губами. Глаза смотрели легко, весело и понимающе. Впрочем, легкость была и во всей ее фигуре, в походке, в каждом движении. Потому-то мужчины сразу попритихли, а репортеры мгновенно перевели свои объективы на Фросю и заработали еще ретивее.
Я представил, как бы вела себя в подобных обстоятельствах наша, земная Фрося. «Ой, да что вы!.. Да зачем это!..» — стала бы ломаться и кривляться, известное дело… Здешняя Фрося не ломалась и не кривлялась, наоборот, она, как всегда, хотела предстать в обычном, даже, может быть, в лучшем виде, чтобы люди, глядя на нее, радовались и за нее, и за себя, и за весь род людской.
Как-то Шишкин (здешний Шишкин, разумеется) сказал, что скверная жизнь преступление, преступление перед жизнью. Кажется, это не только его мнение. Я заметил, что все здешние жители от мала до велика относятся к жизни с уважением и, во всяком случае, стараются не осквернять и не калечить ее. Может быть, поэтому они и являются сплошь верующими — верующими не в религиозном смысле, нет! Здесь люди просто верят: мужчины — женщинам, руководители — подчиненным, правительства — народам и так далее.
Это уважение к жизни, которая — увы! — и здесь, на этой планете, дается лишь один раз, сказывается во всем. Каким бы черным ни было у человека горе, он никогда не станет заливать его вином. В столовой, особенно в дни торжеств и праздников, заказывать можно что угодно — от вермута до водки и коньяка. И люди заказывают… Но я ни разу не видел, чтобы кому-нибудь была тесной улица. По словам здешнего фельдшера, к которому я обратился по поводу пустячной царапины, живые существа и здесь наделены нервами. Однако они, эти живые существа, не распускают свои нервы, как вожжи.
То же относится и к одежде. По мнению здешних жителей, она должна быть легкой, удобной и красивой.
Впрочем, последнее спорно, потому что сама по себе красота — вещь относительная.
Читатель поверит, если я скажу, что в этот вечер я не рассчитывал на встречу с Фросей. И все же встреча состоялась. И не где-нибудь, а у меня дома, то есть, если уж быть точным, дома у тетки Сони.
Остаток дня я посвятил запискам. Работалось хорошо (перо у меня бойкое), и я успел исписать страниц тридцать. Боясь, как бы рукопись не попала кому на глаза, я убрал ее в стол и вышел прогуляться, подышать воздухом.
Сразу за березовой рощей начиналась степь. Я видел, как возвращаются члены артели «Красный партизан». Здешней артели, разумеется. Каждый из них катил на своей машине. Небольшой по своим габаритам, вроде нашего «Запорожца». Но машины были не просто машинами, а машинами-самокатами. Нажимаешь на педали, и колеса крутятся-вертятся, дай бог!
Я долго не мог понять, что это такое — прогресс или регресс. Потом все же пришел к убеждению, что, скорее всего, прогресс. Как объяснили мальцы-огольцы, машин здесь развелось столько, что от них не стало житья. Того и гляди, попадешь под колеса. И попадали!.. А воздух… Дышать стало нечем. И вот правительства приняли решение заменить большую часть легкового автотранспорта новыми моделями, то есть самокатами. Моторы остались лишь для престарелых и еще для тех, кому надо ехать на расстояние, превышающее триста километров.
В последнем случае человек (мужчина или женщина, все равно) приходит в гараж, выбирает легковушку по своему вкусу и газует, куда ему надо.
Я спросил Сашку, что это дает.
— Воздух стал чище, — ответил за него Гоша.
Воздух здесь чистый, это верно. Но, как мне удалось выяснить, дело не только в воздухе. Здешние конструкторы установили на самокатах ножные и ручные педали. Устали ноги — действуй руками, и наоборот.
Таким образом, физическая нагрузка равномерно падает на весь организм. Потому-то люди здесь так хорошо развиты и редко болеют.
«И никаких тебе автоводителей не надо!» — подумал я.
Придя домой, я включил телевизор и, усевшись поудобнее, стал смотреть. Передавали концерт мастеров искусств. Я ждал, что сейчас выйдет Иван Скобцов и споет мою любимую — «Липу вековую», — не тут-то было. Вместо Ивана Скобцова показали молодого, но уже сытого мужчину в ослепительно-белом костюме.
Он решительно занял своей фигурой весь экран и спел какую-то русскую песню на английском языке.
После ужина заглянула тетка Соня. Переоделась в прихожей, сказала, что вернется поздно — надо этих корреспондентов (она так и сказала — этих корреспондентов) арбузами и дынями угостить, — и хлопнула дверью. Я посидел за столом, продолжая описывать свою жизнь на этой планете, потом разобрал постель и хотел было ложиться, как вдруг створки окна распахнулись настежь, точно в них двинули кулаком, и в глубоком черном проеме показалось чье-то лицо.
Читатель может взять под сомнение этот факт. Что, мол, за чертовщина, как створки могли распахнуться, если ты до них не дотрагивался?.. Признаться, я и сам не знаю. Наутро я спросил мальцов-огольцов, те пожали плечами. Сашка высказал предположение, что это дядя Эдуард (здешний дядя Эдуард, разумеется) подстроил, он может. Вставил тайную пружину, какой-нибудь фотоагрегат, и готово. Здесь и не то бывает.
В соседней деревне один механизатор (об этом и газеты писали) радиофицировал двери в своей квартире. Всякий раз, возвращаясь с работы, он еще за десять шагов произносил условную фразу: «Маня, привет!» — и дверь распахивалась сама собой.
