Вероника посмотрела на него удивленно, в глазах отразился свет окон ближайшего домика.
— А можно?
— Разве я не начальник экспедиции?
Вероника засмеялась.
— Богаев назвал вас «волюнтаристом с докторским дипломом», и он прав, по-моему.
— Конечно, прав, я волюнтарист, даже анархист, если хотите, но, к счастью, обладаю обостренным чувством риска: знаю, когда можно рисковать, а когда нет. Как видите, пока я не ошибался.
— Потому и в «зону ужасов» пошли, что предполагали благополучный исход «разведки боем»?
— Не предполагал — знал. Не верите? Ей-богу, не вру! Со мной ничего не может случиться, пока я держу свое бытие в прогнозируемом русле.
— А вы не хвастаетесь часом, «волюнтарист»?
Ивашура улыбнулся.
— Есть немного, из желания понравиться. Итак, летим?
— Летим! — без колебаний ответила девушка. — Только сообщите все же о своем решении Богаеву, я его почему-то побаиваюсь. И вообще как-то странно: директор Центра и вдруг — заместитель своего подчиненного… Вы не находите?
— Нет, все закономерно. Богаев стар, через год уходит на пенсию, да и сердце у него слабое, а тут забот невпроворот.
— А как вы с ним в Центре уживаетесь?
— Нормально. Я его уважаю, он меня, надеюсь, тоже.
— Я слышала обратное…
— Чепуха! — Ивашура начал сердиться. — Просто был случай, когда я оказался прав, а он нет. Но я сказал правду: мы уважаем друг друга. Еще раз спрашиваю…
— Да лечу, лечу, не сердитесь, Игорь. — Вероника взяла Ивашуру под руку. — Не хотелось бы пилотов беспокоить.
— Пилотом пойду я. Постойте минуту, я предупрежу Михаила. — Ивашура бегом отправился назад к штабному домику и вскоре вернулся. — Все, идемте.
Они пошли к стоянке вертолетов, перебрасываясь на ходу ничего не значащими фразами.
Ивашура первым залез в кабину, включил свет, прогревание и помог девушке подняться.
Двигатель, застывший на морозе, долго не хотел просыпаться, фыркал, бурчал, тряс кабину, но все же завелся. Медленно закружились лопасти винтов, побежали веселей, и вертолет взлетел.
— Я гляжу, все, что мне о вас говорили, сбывается, — сказала Вероника.
— А что говорили? — Ивашура натянул на голову дугу с наушниками, поправил на горле ларингофон и выключил в кабине свет.
— Ну, например, что вы все умеете и все знаете.
— Снова преувеличение. Почему вы избрали профессию телекомментатора? Вам надо работать журналистом.
— А я и так журналист, во всяком случае, три года назад окончила факультет журналистики МГУ.
— Я так и знал, — с сарказмом сказал Ивашура. — Чего еще от вас можно было ожидать!
Вероника рассмеялась.
— С вами интересно, Игорь. Позвольте вопрос…
— Женат ли я? Нет, пока не женат.
— Ну вот. — Девушка с сожалением покачала головой. — Я думала, у вас есть чувство меры.
— Простите, — быстро сказал Ивашура и коснулся руки соседки. — Это со мной бывает очень редко. Простили?
— Я подумаю.
Вертолет облетел Башню кругом, порывы ветра то и дело заставляли его крениться с боку на бок, и приходилось не столько смотреть вперед, сколько прилагать усилия, чтобы удержаться на сиденье.
— Держитесь за меня, — предложил Ивашура, сам он словно врос в пилотское кресло. Вероника подумала и приняла его предложение.
Вертолет вошел в облака, кабину затрясло.
— Выйдем вверх — тряска прекратится, — пообещал Ивашура.
— Игорь, что будет… — Вероника помолчала. — Что, если Башня не остановит свой рост?
Ивашура, казалось, увлекся управлением машиной и не слышал вопроса. Вертолет наконец пронзил облачный слой и оказался под темно-фиолетовым куполом с великолепным звездным узором. В пяти километрах от него парила угрюмая, светившаяся багровым накалом округлая гора Башни.
— Не знаю, — ответил Ивашура вдруг, словно вспомнив вопрос. — Этим делом займется специальная комиссия.
— Ну, а ваше мнение?
— Мое? — Начальник экспедиции снова замолчал.
— Ну да, твое. — Вероника не заметила, что перешла на «ты». — Не верю, чтобы у знаменитого доктора наук Ивашуры не было своего мнения по любому вопросу.
— Мое мнение — придется пригрозить тем, кто в Башне. Как — пока не знаю, — предупредил он следующий вопрос Вероники. — Что-что, а способ пригрозить у нас найдется.
Вертолет поднялся еще выше, и стало заметно, что колонна Башни с высотой как бы теряет плотность, становится зыбкой, прозрачной и постепенно исчезает, теряется в небе, и от этого не только сама Башня, но и мир вокруг становится нереальным, наделенным неведомыми свойствами, пугающим и неземным…
— Хочется закрыть глаза и проснуться… — прошептала Вероника.
Ивашура вместо ответа повел вертолет еще выше и повернул к Башне. Над Башней на высоте пяти километров он остановил движение, вертолет завис.
Только здесь становилось отчетливо видно, что Башня круглая. А в ее глубине, как в стакане рубинового стекла, плескалась и мерцала перламутровая жидкость-сияние.
Они завороженно смотрели минут десять, потом на крошечной панели управления вертолета мигнул зеленый огонек, и в наушниках проскрипел голос Рузаева:
— Игорь, как дела?
— Все отлично, — ответил Ивашура, поглядев на спутницу. — Возвращаюсь.
И они полетели обратно.
Перед тем как лечь спать, Ивашура побродил вокруг лагеря по утоптанным тропинкам, сожалея, что отпустил Веронику, подавил желание вызвать ее снова и, вспомнив разговор с Меньшовым, направился к вагончику ВЦ.
Экспедиции была придана экспериментальная ЭВМ среднего класса ЕС-2289, способная работать в режиме разделения времени и транспортируемая в закрытом фургоне.
Вычислительным центром вагончик с ЕС-2289 назвать было трудно, однако функции он выполнял аналогичные кустовому ВЦ. Работало на ЭВМ двадцать специалистов, нередко в три смены. В этот вечер в фургоне дежурила смена Кобцева, укомплектованная молодыми программистами и математиками, вчерашними выпускниками вузов страны.
— Привет служителям культа интеллектроники, — поздоровался Ивашура с начальником смены, с лица которого никогда не исчезала скептическая усмешка, будто он сомневался в способностях машины решать сложные задачи.
— Привет начальству, — прохрипел Кобцев, не отрываясь от клавиатуры и дисплея. — По делу или без?
Ивашура покачал головой.
— Ты, Борис, никогда не станешь дипломатом.
— Это почему же?
— Ты прямой, как полет стрелы. Я на секунду. Тут у тебя работали физики, стажеры Меньшова, где результаты их работы?
Кобцев, не оглядываясь, позвал:
— Константин, выведи ему на контрольный дисплей данные по изолиниям.
Молодой программист, розовощекий, с открытым лицом, подозвал Ивашуру, пощелкал клавишами задатчика программ, и дисплей послушно высветил на экране результаты работы физиков.
По данным, поступающим с датчиков и зондов вокруг Башни, ученые рассчитали линии, соединяющие точки с равными потенциалами: изотермы — с одинаковой температурой, изодинамы — с одинаковой напряженностью магнитного поля, изогравы — с одинаковой силой тяжести, изопикны, изоклины, изохроны и так далее, и тому подобное. Картина вырисовывалась интересная, хотя и ожидаемая: вокруг Башни природа «сошла с ума», реализуя чудеса, которые нигде на Земле не повторялись с такой частотой и силой. И средоточием этих чудес была сама Башня, порождение жутких по мощи и психологической значимости таинственных и непонятных сил.
— Вот их последние расчеты. — Константин прошелся пальцами по клавиатуре терминала ввода-вывода. — Сейсмопрофилограммы от подвижек Башни.
Ивашура кивком поблагодарил и долго разглядывал зубчатые профили сейсмогейстов. Башня стала центром сейсмической активности в той местности, где никогда не бывало землетрясений.
— Ясно, — очнулся наконец Ивашура. — Голова кругом… А чем вы сейчас занимаетесь?
Кобцев не ответил, а Константин с виноватой улыбкой, извиняясь за начальника, проговорил:
— Работы много, не хватает времени, захлебываемся. Сейчас машина считает конфигурацию электромагнитных полей и строит график в реальном времени — для прогноза активности Башни. Потом надо будет сделать расчеты закономерности появления «глаз дьявола» и «мертвых выбросов», рассчитать безопасные подходы к Башне, точки воздействия, вероятные разрушения… — Константин пожал плечами. — Ну и все такое прочее.
Ивашура кивнул, постоял еще минуту и вышел. Дверь отрезала шум работы ВЦ: писки, шорохи, стрекот печатающих устройств, гудение кондиционеров.
Из-за туч выглянул краешек луны, и на пушистое заснеженное поле упал призрачный зеленоватый отсвет…