— Пожалуйста. Сколько лет науке энцефалографического анализа? Или, говоря другими словами, насколько глубоко изучен мозг?
— Мы в самом начале пути, — согласился Дарелл.
— Вот именно! Тогда как мы можем быть уверенными в правильности интерпретации того, что вы называете Плато Вмешательства? У вас есть свои теории, но можете ли вы не сомневаться в их правильности? Достаточно ли вы убеждены, чтобы утверждать, что существует некая могущественная сила, реальность которой отрицают все другие источники? Всегда и все наиболее просто было объяснять вмешательством неких сверхъестественных сил. Что ж, это в высшей степени присуще человеку. В истории Галактики были случаи, когда жители изолированной планетной системы возвращались к дикому образу жизни. И что мы тогда видели? В каждом случае люди отождествляли природные явления — штормы, ураганы, эпидемии чумы — с существами божественными, более могущественными, чем человек. Насколько я понимаю, это называется антропоморфизмом, и в нашем случае мы так же невежественны, как и те дикари. Плохо разбираясь в ментальной науке, мы сваливаем все свои несчастья на сверхсилы, в данном случае — на Второе Основание, о существовании которого Сэлдон лишь намекал.
— О, значит, вы все же вспомнили Сэлдона, — прервал это Антор. — А Сэлдон говорил, что Второе Основание существует. Взгляните-ка на это с другой точки зрения.
— А вы знаете, какую цель преследовал при этом Сэлдон? Какую необходимость диктовали его вычисления? Второе Основание могло быть выдумано для достижения определенных целей. Например, как нам удалось победить Калган? Что вы писали о последней неделе военных действий, Турбор?
Турбор поерзал в кресле.
— Понимаю, к чему вы клоните. Я находился на Калгане до последнего дня войны, и было очевидно, что настроения на планете — хуже некуда. Я просмотрел все их газеты… Калгиане практически с самого начала были уверены, что проиграют. Действительно, их совершенно выбивала из колеи мысль о том, что рано или поздно Второе Основание протянет руку помощи Первому.
— Вот именно, — подтвердил Мунн. — Я был там на протяжении всей войны и когда сказал Сеттину, что Второго Основания не существует, он мне поверил и почувствовал себя в безопасности. Но невозможно заставить весь народ вдруг поверить в это, когда всю жизнь он верил в обратное. Так что в результате этот миф сослужил нам службу в шахматной партии Хари Сэлдона.
Вдруг Антор широко раскрыл глаза и уставился на разглагольствующего Мунна.
— А я говорю, что вы лжете!
Хомир побелел, как полотно.
— Не считаю нужным отвечать на подобные заявления.
— Я нисколько не желаю оскорбить вас. Просто вы можете лгать и не понимать, что лжете. Но в любом случае это так!
Семмик положил свою сухую руку на плечо молодого человека.
— Переведи-ка дух, парень.
Антор не слишком деликатно стряхнул его руку и продолжил:
— Я уже потерял с вами всякое терпение. Я видел этого человека лишь несколько раз, но тем не менее нахожу, что он невероятно изменился. Вы все знаете его уже многие годы, однако не обращаете никакого внимания на происшедшие в нем перемены. С ума можно сойти! Вы считаете, что человек, которого вы так внимательно слушаете, — Хомир Мунн?
Наступило шоковое молчание, затем Мунн возмущенно завопил:
— Вы хотите сказать, что я самозванец?
— Возможно, не в привычном смысле слова, — Антор предельно повысил голос, перекрывая поднявшийся шум, — но все-таки самозванец. Да замолчите наконец! Я требую, чтобы меня выслушали!
Молодой человек свирепо нахмурился, и шум постепенно затих.
— Помнит ли кто-нибудь из вас Хомира Мунна таким, каким помню его я, — неуклюжим библиотекарем, который не мог говорить без смущения, человеком нервным и заикающимся в минуты сомнений? Скажите, этот человек хоть чем-то похож на того? Он говорит свободно, уверен в себе, напичкан всякими теориями и, клянусь Космосом, не заикается! Разве перед нами тот самый человек?
Мунн выглядел смущенным. Антор продолжал:
— В общем, давайте проверим его.
— Как? — спросил Дарелл.
— И вы еще спрашиваете, как? Есть только один метод. У вас ведь сохранилась его энцефалограмма десятимесячной давности? Сделаем еще одну и сравним.
Антор показал пальцем на нахмурившегося библиотекаря и многозначительно произнес:
— Пусть только он осмелится отказаться от анализа.
— Я не возражаю, — защищаясь, ответил Мунн. — Но я такой же, как и раньше.
— Откуда вам это знать! — презрительно бросил Антор. — Я предлагаю пойти дальше. Пусть каждый подвергнется новому анализу. Была война. Мунн был на Калгане. Турбор путешествовал по всему театру военных действий, Дарелл и Семмик тоже отсутствовали… Только я был в уединении и безопасности, поэтому не доверяю ни одному из вас. Но чтобы все было честно, я согласен тоже подвергнуться анализу. Ну, так как, согласны? Или мне уйти прямо сейчас и продолжить это дело одному?
Турбор пожал плечами:
— Не возражаю.
— Я уже сказал, что согласен, — откликнулся Мунн.
Семмик махнул рукой, мол, согласен, и Антор стал ждать ответа Дарелла.
Наконец Дарелл кивнул головой в знак согласия.
— Обследуйте первым меня, — предложил Антор.
В то время как молодой нейролог сидел с закрытыми глазами в кресле, иглы вычерчивали свои кривые. Дарелл достал из картотеки старые энцефалограммы Антора и показал их ему.
— Это ваша подпись, не так ли?
— Да, это моя энцефалограмма. Сравните.
Сканнер совместил на экране старую и новую записи. Все шесть кривых наложились одна на другую, и в полной темноте прозвучал голос Мунна:
— Ну-ка, посмотрите, вот здесь не совпадает.
— Первичные волны фронтальной части полушарий? Это ничего не значит, Хомир. Дополнительные пики, которые ты показываешь, означают всего лишь злобу. Важны же другие кривые.
Он нажал кнопку, и кривые полностью совместились. Только пульсация указывала на то, что кривая на экране — двойная.
— Удовлетворены? — спросил Антор.
Дарелл кивнул и занял место в кресле. За ним последовали Семмик и Турбор. В полном молчании были произведены сравнения их записей со старыми.
Последним в кресле оказался Мунн. На мгновение он заколебался, затем с отчаянием произнес:
— Но только учтите, что я последний и очень волнуюсь. Надеюсь, мне будет сделана скидка.
— Будет, будет, — заверил его Дарелл. — Ни одна из твоих эмоций не отразится нигде, кроме первичных волн, а это самое главное.
