— И что это было?
— Светящиеся шары, — сказал Комар. — Они висели в воздухе прямо над ними.
Я отошел в угол кабинета, где находился бар с напитками, и плеснул нам обоим водки. Комар без слов принял стопку и опрокинул ее в рот.
— И что вы намерены делать? — спросил я.
— Когда у вас следующая встреча со Стругацким?
— Завтра.
— Во сколько?
— В десять.
— Я хочу присутствовать. И вообще, впредь я хочу присутствовать на каждой вашей встрече. Я хочу лично услышать, что произошло.
— Хорошо, — согласился я, хотя присутствие угрозыска во время оценки психического состояния пациентов было абсолютно противоправным. По правде говоря, у меня не было выбора, и Комар знал это. Если бы я отказался, он бы просто позаботился о том, чтобы прекратить наши сеансы и отправить Стругацкого в тюрьму. Такой исход дела, конечно же, был самым нежелательным — Комар понимал и это. Если мы хотим, чтобы Стругацкий заговорил, тогда Первоуральская больница — самое подходящее место.
Комар любезно поблагодарил меня, но поскольку это было против моей воли, то я добавил:
— Только при одном условии.
— Каком именно?
— Вы позволите мне проводить сеансы так, как они проходили бы без вас, и предоставите Стругацкому самому решать, как и в какой последовательности рассказывать о событиях, очевидцем или участником которых он стал.
Комар вопросительно взглянул на меня.
— Доверьтесь мне, — сказал я, ободряюще улыбнувшись. — Так мы от него узнаем больше.
Комар кивнул:
— Хорошо, пусть будет по-вашему, но я хочу знать, что случилось с моими людьми. И если их лечащие врачи не могут ответить на мои вопросы, то я вас уверяю: Стругацкий сможет.
* * *
На следующее утро Комар приехал в Первоуральскую больницу в 9:50, мы вместе вошли в палату Стругацкого. Он довольно интересно отреагировал на появление следователя — вздохнул, закрыл глаза и кивнул, как будто знал или догадался, что произошло нечто важное.
— Виктор, я думаю, со старшим следователем Комаром вы знакомы, — сказал я, когда мы сели. — Он будет присутствовать на всех оставшихся сеансах.
— Что случилось? — спросил Стругацкий.
— Почему вы думаете, что что-то случилось? — спросил его Комар.
— Иначе бы вы здесь не сидели, верно? Что-то там в горах случилось. Так что же?
Я опередил Комара:
— Трое оперативников, которые прочесывали лес в одном из мест, указанных на карте Лишина, заболели. Они говорят, что видели светящиеся шары в небе.
— Где это было?
— Недалеко от места, которое в досье названо ртутным озером, — сказал Комар.
— Они нашли само озеро?
— Нет.
Стругацкий кивнул.
Комар придвинулся ближе и громко спросил:
— Что случилось с моими людьми?
— Это значит лишь, что местность по какой-то причине все еще активна.
— Активна?
Я тронул следователя за плечо и неодобрительно покачал головой. Он сурово на меня глянул, сел на место и скрестил руки на груди.
— Виктор, — сказал я, — похоже, опергруппа столкнулась с тем же явлением, что и группа Дятлова. Можете рассказать нам о нем — хоть что-нибудь? Возможно ли это как-то объяснить?
— Это электромагнитное излучение высокой степени концентрации. Думаю, его источник — шары. — Он запнулся, посмотрел на Комара. — Как близко от них оказались ваши люди?
— Не знаю точно, но, кажется, довольно близко. Они отделились от группы и вели самостоятельные поиски. Вчера группа вышла на связь и доложила, что трое заболели и их нужно срочно эвакуировать.
— Виктор, ведь вы наверняка встретились там с чем-то подобным, — сказал я, показывая на его волосы. — Хотя на вас лично эффект не так очевиден. Почему?
Стругацкий, не ответив, повернулся к следователю и спросил в свою очередь:
— Разве у ваших людей не было приборов для обнаружения радиации?
Комар покачал головой:
— Не было.
Стругацкий горько усмехнулся:
— Ну да, разумеется. Вы ведь совсем не такое расследование предполагали.
— Мы искали тела, — ответил он сквозь зубы, — а не пришельцев, или чудовищ, или неизвестные формы радиации. Это было расследование убийства.
— Но теперь уже нет, — ответил Стругацкий, выдерживая взгляд Комара.
— Какие приборы взяла Черникова на Холат-Сяхыл?
— Обычные датчики. Думаю, вам они известны.
— Уточните, пожалуйста.
— У нее был счетчик Гейгера с трубкой, сцинтилляционный дозиметр гамма-излучения, портативный многоканальный анализатор, ионизационная камера, пропорциональный счетчик и радоновый детектор.
— Откуда у нее все это?
Стругацкий пожал плечами:
— Она же физик, в университете у нее был доступ к оборудованию. Она взяла его на время, не знаю, правда, с разрешения ли начальства. Скорее всего нет, потому что мы не афишировали свои планы отправиться на Холат-Сяхыл.
Комар встал и вышел из палаты, на ходу доставая из кармана мобильный телефон.
Когда через минуту он вернулся, Стругацкий спросил его, улыбаясь:
— Распорядились, чтобы ваша команда была надлежащим образом экипирована? Лучше поздно, чем никогда, правда? Хотя это не поможет. Радиацию там излучают шары, и она неизвестной формы. От нее нет защиты.
Рассудив, что Комар более чем достаточно поучаствовал в разговоре, я взял инициативу на себя:
— Виктор, давайте пока это оставим и продолжим с того места, на котором остановились в пятницу. Помните? Вы сказали, что всю дорогу к горе шаман Прокопий Анямов молчал. В конце нашего прошлого сеанса вы почти добрались до Холат-Сяхыл. Можете рассказать дальше?
Стругацкий перевел взгляд с меня на следователя и сказал:
— Хорошо, доктор.
Дорога лежала через холодный, безмолвный пейзаж, образуемый густым лесом и каменными глыбами в снеговых шапках. Виктор был здесь впервые, и это место казалось ему другой планетой, особенно скалы. Константинов сказал, что им более 300 миллионов лет. Время и внутренние геологические процессы придали им причудливую форму, сохранив при этом таинственную упорядоченность: местами они высились огромными отвесными стенами, которые напоминали останки древних замков, возведенных какой-нибудь давно вымершей расой; можно было различить заваливающиеся друг на друга зубцы крепостного вала, кладку из огромных бороздчатых камней и серые башни. Напластования горных пород создавали впечатление, что скалы эти сложены из бесформенных плит, вытесанных неизвестным, фантастическим разумом.
