— Мы. То есть — они. Но еще более поздние. Эксперимент продолжается. И над империей. И над нами. И над Ратмиром. Вся история — сплошной эксперимент.
— Хреново получается, — пробормотал он. — Стало быть, они из своего будущего при помощи нас, настоящих, перекраивают прошлое. При этом выходит, что работают они все же на себя. И все это, что вокруг нас… в одной отдельно взятой стране… может быть, всего лишь опыт над крысами? Хреново получается, — повторил он. — Но кто тогда мы с тобой в этом раскладе?
— Единственное наследство зигган. Умелые, безжалостные наемники. Десант из вневременья. То ли из будущего, то ли из прошлого. Пятая колонна.
— Это как игла с героином, — промолвил Кандагар сквозь зубы. — Они все наше время посадили на иглу. Ты же видел, каких деток мы себе нарожали.
— Мы никогда и не слезали с этой иглы. Он сплюнул и выругался.
— Хотел им помочь, — сказал он. — У них же там рабы. А император землю раздавал. Вроде бы все как и нужно. Кармаль, если помнишь, тоже все делал по-нашему. Я и ему помогал… Но ведь если мы — только вариант, — вдруг сказал он с надеждой, — какой же с нас спрос? Что мы-то можем изменить? Например, я? Ведь я уже вышел из игры!
— А я, кажется, еще нет.
Он подошел поближе. Заглянул мне в лицо. — Ты говорил с Ратмиром… после всего?
— Он меня не выслушал. Ясно одно: эксперимент будет продолжен. Им наплевать на мои доводы. Они не верят, что сами — лишь марионетки в чужих руках. Я не выполнил их задания, не уберег старого императора. И они хотят посмотреть, как получится у нового. Или начать все заново. Я пытался спорить, и тогда они просто вышвырнули меня из будущего.
— То-то я гляжу, ты будто под кайфом… Все верно. Ты в деле. Ты еще должен будешь указать жрецам нового ниллгана.
— Никого я им не укажу.
Кандагар улыбнулся, не разжимая губ. — Выпить хочешь?
— Не хочу. Отвык.
— И я тоже. Я тут рядом живу, в строймонтажной общаге. Нужен буду — спросишь Кирилла, «афганца».
Он кивнул мне и растаял в зыбкой пелене ночи. Я так и сяк покрутил стиснутый в кулаке журнал — это был «Огонекъ». «Привет, подпоручик Недавний», — подумал я. Сунул журнал за пазуху, подхватил сумки с награбленным. И пешком побрел к своему дому.
Маришка сидела на кухне. Читала газету, шевеля губами. На коленях лежало забытое вязание. В кухне пахло котлетами.
Я постоял на пороге, не раздеваясь. Привыкал. — Васька спит? — спросил я наконец.
Она молча кивнула.
Я снял кроссовки и на цыпочках прошел в свой закуток. Поставил сумки, но разгружать не стал. Они могли потерпеть и до утра. Васька сопел на диване, с головой завернувшись в одеяло, наружу торчала взъерошенная макушка. «Я дома. Дома… Ничего не исправить, ничего не вернуть. Значит, буду жить по-прежнему. Если получится. Если не станет ниллган Змиулан по каждому пустяку отпихивать историка Славу Сорохтина железным локтем и обнажать меч». Я залез в тумбочку и вытащил папку из фальшивого крокодила. Провел по туго натянутой застежке пальцем. «Сожгу. Зачем оно мне? Кому вообще это пригодится? Приключения холодного разума… Мне, к примеру, не пригодилось. Стало быть — к черту. Как-нибудь проживем без социальных провокаций». Я взвесил папку на ладони. И спровадил на прежнее место.
— Котлеты будешь? — театральным шепотом спросила за моей спиной Маришка.
— Не хочу.
— Тогда я сплю.
Я оглянулся. Она, уже умытая, намазанная кремами, сидела на краешке постели и заводила будильник. Ночник над ее головой превращал тонкую сорочку в эфирное облако.
— Подожди спать, — произнес я.
…Где-то посередине ночи, когда не сохранилось больше сил ни на что, и голова ее лежала на моем плече, а моя ладонь — на ее теплом животе, Маришка сказала:
— Это не ты.
— А кто же? — усмехнулся я, внутренне напрягшись.
— Кто-то другой. Инопланетное чудище. «Обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Прикинулось тобой. Влезло в тебя, словно в костюм. Как в кино.
— Почему, Мариша?!
— Да ты весь как из камня! — воскликнула она шепотом и стукнула меня кулачком по груди.
— Тебе показалось, — пробормотал я растерянно. — А то, что было… тоже показалось?
Кто мог все предусмотреть? Я молчал, лихорадочно подыскивая правдоподобное объяснение внезапным физическим переменам в своем облике. И никак не находил. Я ушел из дома одним, а вернулся совершенно другим. Даже мой паспорт лгал: судя по нему, мне натикало тридцать шесть, а на самом-то деле было почти на полтора года больше.
— Просто ты от меня отвыкла, — выдавил я наконец, сознавая, что ни для какого вида логики это не аргумент.
Прежде чем Маришка открыла рот, чтобы возразить, ко мне вернулись силы. И все возобновилось.
…Нунка всегда кидалась на меня очертя голову, зажмурясь, как дикая кошка. Оанууг тихонько поджимала под себя ноги, аккуратно садилась, а потом также аккуратно укладывалась на бочок, не отрывая от меня сверкающих глаз. У Маришки все было иначе. Нунка вонзала в меня сведенные пальцы, оскалив зубы, невнятно вскрикивая, захлебываясь, будто хотела взорвать меня, как бомбу, и на мне же подорваться. Оанууг молчала, только дышала часто-часто, пока не сбивалась на всхлипы. У Маришки все было по-другому. Нунка испускала долгий протяжный крик, запрокинув искаженное лицо, мокрое не то от пота, не то от слез. Оанууг внезапно обвивалась вокруг меня жаркой смуглокожей змеей и надолго застывала, ни за что не размыкая объятий первой. У Маришки все было не так…
— …Давай родим девочку, — сказала жена моя Маришка под утро.
«Сегодня в двенадцать».
Я вел Ваську на побывку к деду с бабкой с Маришкиной стороны. Святое дело: суббота, жена на дежурстве… А в голове занозой засела эта мысль. Всю дорогу Васька хулиганил. Вырывал руку, приставал к кошкам и собакам, пугал голубей. Состроил языкастую рожу старушкам на скамейке. Заработал «дурного мальчика», на что отреагировал сатанинским смехом. Клянчил у меня мороженое. И выклянчил-таки. Я тоже слопал порцию — за компанию. Ни на секунду не забывая: «Сегодня. Сегодня в двенадцать».
Последний сувенир из двадцать первого века. Закодировали меня, как алкаша. Полгода я ходил со вшитой программой, ни о чем не вспоминая. Жил как все, работал, ночами корпел над монографией — материала в избытке, что ни день — новый поворот темы. И даже уверил себя, что обо мне забыли. Оказывается, нет. Как в паршивом детективе эпохи застоя: приходит агент западной спецслужбы к вросшему было в социалистическую действительность нераскрытому власовцу…
