Луне все больше птицы попадались. Всяких разноцветных, клювастых да крикливых он не трогал, а искал похожих на куропаток или на рябцов. Худо-бедно, чего-то добыл, еле доволок. Дичь и зверье в диких лесах непуганное, человека не боиться, бить их не трудно. Но вот кабы знать, кого можно есть, кого нет...
Все дорогу, пока охотился Луня, скакали вокруг него по деревьям нелюди какие-то, вопили, рожи корчили, плодами швыряли. Чар в них ни на чуть, разума тоже - Луня это чуял, но и за зверье не примешь - уж больно на человека похожи, только поменьше, мохнатые и с хвостом. Их, если б захотел, Луня добыл бы и два, и три десятка.
К закату, перетаскав всю добычу к дереву, на котором стояла колесница, охотники присели отдохнуть. Шык и Руна времени тоже зря не теряли - воды запасли, в колеснице прибрались, а потом волхв уснул, подложив под голову свою котомку, и проснулся к вечеру удивительно бодрым и полным сил.
- Ну, чего уселись-то? - спросил он у Луни с Зугуром, выглянув из-за колесничного насада: - Али дел больше нет? Давайте мясо наверх поднимать, да трогаться пора!
- Вот паразит! - прошипел Зугур: - Мы целый день по здешним чащам мотались, гору добычи приперли, а он спал весь день - и теперь повелевать задумал!
- Да ладно тебе! - вступился за волхва Луня: - Он же Могуч-Камень добыл. И Руну мы без него не спасли бы. Давай, поднимайся, кабанов твоих свежевать надо, да шкуры сдирать.
Луня и Зугур споро ободрали и освежевали туши добытых животных, потом секирой порубили на куски, а Руна, ножом нарезав из кабаних шкур ремней по шесть локтей длиной, подвесила мясо к изрядно отяжелевшей колеснице. Шык, глядя на все это, только посмеивался:
- От ить! Токо роды могут до такого додуматься - божью повозку мясом увешать про запас! Еще портки стиранные на передок и горшок пустой на насад - и изба избой получиться!
- Для избы, дядько Шык, печку бы хорошо, да полати! - весело откликнулась Руна, подвешивая последнюю тушку птицы.
За работой быстро пролетело время. Неслышно и незаметно подкрался вечер, солнце вдруг ухнуло за деревья и сразу стало темно. К кучам внутренностей, что остались после кабаньих туш, по траве зашуршали мелкие зверьки, а потом, осмелев в темноте, и падальщики покрупнее.
- Все. - подытожил Зугур, последним забираясь в колесницу: - Теперь в обратный путь можно - и харч есть, и как его есть, тоже есть. Давай, волхв, буди птах огненных, а то совсем потускнели они, кабы не потухли.
Шык перебрался на переднюю скамью, дернул златую цепочку, висевшую на ветке. Яровы Птицы, рядками сидевшие на ней, зашевелились, некоторые захлопали крыльями, роняя искры, но вскоре успокоились и вновь притихли.
- Так мы вовсе не уедем отсюда. - проворчал Зугур: - Может, водой их шугануть?
- Тебя бы... шугануть, етит твою мать!.. - в сердцах рявкнул на Зугура Шык: - Они... вроде как занедужили, остыли. Это я виноват, недоглядел. Темно тут, даже днем темно. А им света солнечного надобно, жара и огня!
- Так давай зажжем тут все - мно-о-ого огня будет! - предложил неугомонный Зугур. Шык только махнул рукой, мол, чего с дурнем говорить, только язык намозолишь.
Пришлось ждать до утра. На подвешенное к колеснице мясо нашлось в здешнем лесу немало охотников, и дозорным скучать не пришлось. Всю ночь Зугур, Луня и даже Руна мечами и стрелами отгоняли в темноте всяких хищных тварей, и больших, и маленьких, и лишь волхв спокойно спал на передней скамье - волхвам не спавши нельзя...
А поутру взошло солнце, и пробудившийся Шык дохнул на затенявшие Яровых Птиц листья чарами. В миг свернулась, скукожилась вся зелень, и едва только солнечные лучи осветили волшебных птах, как те воспрянули ото сна, налились огнем, затрещали, зашипели, расправляя крылья, и поднялись в воздух.
В небе над лесом заблистало, зарябило, и Небесная Дорога легла под колеса со светиньими спицами. Колесница дрогнула, покачнулась, и поплыла вверх, оставляя внизу дикий лес, бурую гору и всю негостеприимную, жестокую и страшную землю Той Стороны...
* * *
- Вот и славно, что ладно! Полдела, считай, сработали мы, други. торжественно провозгласил Шык, когда Золотая Колесница поднялась уже выше облаков, и стало ясно, что никакие Деревянные Птицы не достанут сюда, не помешают путникам.
Руна покачала головой, мол, не все славно, указала на разметавшегося на скамье Луню:
- Занедужил он чего-то, дядько Шык. Раны его не заживают, поглядел бы ты.
Шык склонился над учеником, помрачнел:
- Гной идет из ран. И яда вроде нет, и раны не глубокие, а дело дрянь. Зугур, передай-ка мне котомочку.
Два дня не отходил волхв от Луни, два дня Руна сидела рядом с мужем, помогала Шыку, сама чародеила, как могла, готовила взвары целебные, промывала и чистила нанесенные оружием птицелюдей порезы.
На третий день Луня очнулся, пить попросил, на четвертый сел на скамье, привалившись к резному насаду, а на пятый, когда слабым ещё голоском попросил еды, Шык довольно улыбнулся:
- Ну все, стороной смертушка прошла, выдюжил парень!
Все это время, пока Шык с Руной знахарили Луню, харчи для путников готовил Зугур. Вагас особо не мудрил - вынал из-за насада кабанью ногу или птичью тушку, насаживал на острие секиры и совал поближе к Яровым Птицам, изредка поворачивая. Жаренина получалась так себе, где сырая, где горелая, но есть можно, и никто не жаловался.
Теперь же, когда Луня уже не нуждался в догляде да уходе, Руна решила пир закатить. Ну, не пир, а так, пирок небольшой, но все же...
Пересадив всех мужиков на заднюю скамью, девушка выбрала из замороженного припаса куски получше, птиц пожирнее, подвесила к златой цепи котелок для похлебки, нарезала оттаявшее мясо, нанизала на стрелы и примостила рядышком с котелком. Из своего мешка достала Руна травы сушеные да коренья разные, что руками растерла, что рукоятью ножа растолкла, посыпала приправами мясо, кинула корешков в похлебку, и вскоре такие ароматы защекотали ноздри, что все, даже Шык, невольно потянулись к девушке, предлагая помочь, чем смогут, а заодно и попробовать - может, готово уже?
Руна, посмеиваясь, велела всем ждать ещё немножко, расстелила на скамье кусок чистой тряпицы, высыпала из небольшого мешочка горсть соли Свирга не только платья в приданное дочке дала.
Наконец угощение было готово. Гора аппетитных, хорошо прожаренных и ароматных кусочков мяса, котелок с птичьей похлебкой - такого путники не видали уже поллуны с лишком, с тех пор, как посление Корчей покинули. А Руна ещё удивила - откуда-то со дна своего мешка достала глиняную фляжку с арским хмельным питьем, и тут уж мужики только руками развели - ну хозяйка, ну затейница, ну молодчина!
Первым свою походную чарку налил Шык, потом, по старшинству - Зугур, Луня и последней, как хозяйка, Руна. Волхв встал, макнул в питье палец, брызнул по обе стороны колесницы в бескрайний небесный простор:
