Здравствуй!
Я не знаю, как звать тебя. Не знаю, прочтешь ты это и поверишь ли, прочтя. Но я буду писать так, как если бы ты обязательно прочитала и поверила. Иначе писать смысла нет.
Ты – источник радости всей моей жизни. Ты меня не знала и не могла знать. Но это неважно. Ты – все. Без тебя женщина, ставшая моей женой, не была бы тем, кем стала и для себя, и для меня. В твоем мире ты играла ее как актриса, и, насколько я знаю, совсем недолго – так недолго, что, наверное, и не помнишь сама, как играла ее.
Но за это краткое время ты дала ей жизнь. В моем мире она разделила свою жизнь со мной и дала смысл моей жизни. А когда она перестала жить – перестал жить и я. Я уже несколько лет всего лишь существую.
Но я хочу вернуться к жизни. Я знаю: она хотела бы, чтобы я вернулся к жизни. И для этого я должен отдать ее жизнь тебе. Вот она.
Хотел бы я, чтобы ты ее знала. Хотел бы, чтобы ты говорила с ней, смеялась с ней и любила ее, как я. Сейчас это невозможно. Но, по крайней мере, я могу показать, что она значила для меня, как жила со мной и делила жизнь.
Я не знаю тебя и никогда не узнаю. Но я верю – мне нужно верить, – что большая часть ее произошла от тебя и до сих пор живет в тебе. Моей жены нет, но я утешаюсь тем, что где-то есть ты. Я верю, что все хорошее в ней, все то, что я любил в ней, живет в тебе. И я надеюсь, что в твоей жизни есть любовь, какая была у нее. Мне нужно надеяться, что ты любишь так или, по крайней мере, можешь любить так, как она.
Я мог бы написать и больше, но мне кажется, что лучший способ все объяснить – попросту показать. Потому я показываю. Вот она.
Мою жену звали Маргарет Элизабет Дженкинс. Спасибо за то, что ты дала ее мне, спасибо за то время, что она провела со мной. Теперь она снова твоя.
С любовью,
Адам ДженкинсСаманта Мартинес стоит по щиколотку в океанской воде неподалеку от пирса Санта-Моники и разбрасывает останки жизни Маргарет Дженкинс над местом, куда та однажды приедет в медовый месяц. Саманта не торопится. Медлит перед каждой новой пригоршней смеси песка и пепла, вспоминая слова Маргарет, ее жизнь и ее любовь, повторяя, осаждая в памяти, позволяя им сделаться частью себя – то ли впервые, то ли снова.
Закончив, оборачивается и видит человека на пляже, он наблюдает за ней. Она улыбается и идет к нему.
– Вы рассыпали пепел, – говорит он.
Это скорее не вопрос, а утверждение.
– Да.
– Чей?
– Моей сестры. В некотором роде.
– В некотором роде?
– Это сложно объяснить, – произносит Саманта.
– Я соболезную.
– Спасибо. Она прожила хорошую жизнь. Я рада, что стала ее частью.
– Наверное, ничего более неподходящего нельзя сказать в такой момент, но… Клянусь, я вас где-то видел!
– Да, и вы кажетесь мне знакомым.
– Честное слово, мне и в самом деле показалось, что вы – актриса. Я не ошибся?
– Нет. Я снималась когда-то.
– Случайно, не в «Хрониках „Интрепида“»?
– Да. Однажды.
– Вы не поверите – но я играл мужа вашего персонажа!
– Я знаю.
– Вы меня помните?
– Нет. Но я знаю, как выглядит ее муж.
Мужчина протягивает руку:
– Я Ник Вайнштайн.
– Здравствуйте, Ник, – говорит она, пожимая его руку. – Я Саманта.
– Очень приятно встретить вас, – говорит он. – В смысле, снова.
– Да. Ник, я думаю пойти и чего-нибудь съесть. Составите компанию?
Теперь черед Ника улыбаться.
– С удовольствием. Да!
Они идут по пляжу.
– Какое совпадение, – замечает Ник спустя несколько секунд. – Мы снова встретились, и в таком месте.
Саманта улыбается и обнимает его.
Настало время высечь бога.
Капитан Иен Тефе ступил в божью камеру с лакированным ларцом филигранной работы в руках. По палубе растеклась кровь – она хлестала из раны прислужника; тот содрогался, растянувшись на полу. Бог распростерся в железном кольце – сковывавшие его цепи ушли в пол. Лекарь Омлл бормотал над раненым, а бог, выпуская язык промеж красных губ, хихикал в железную плиту, к которой припечатался ртом. Священник стоял над богом, вплотную придвинувшись к кольцу. Еще двое прислужников в ужасе застыли у противоположной стены.
Тефе опустил ларец на заваленный воспитательными инструментами стол и повернулся к священнику, Крою Эндсо.
– Объясните, – велел он.
Эндсо ощетинился. Номинально он был не ниже рангом, чем капитан. Но дело касалось «Праведника», и в данном случае у Тефе было больше полномочий.
– Оскверненный отказался выполнять приказы, поэтому я велел Драйну его наказать, – сказал священник.
Он перевел взгляд на длинную железную пику, лежавшую за пределами божьего кольца. Кровавая дорожка тянулась от нее к прислужнику Драйну.
– Оскверненный схватил пику, когда Драйн его ткнул, затащил прислужника в кольцо, укусил и отпустил, только когда я приказал втянуть цепи и прижать его к плите.
Не отводя взгляда от священника, Тефе обратился к лекарю Омллу:
– Как прислужник?
– Оскверненный отхватил от него кусок, – ответил Омлл. – С плеча. Кость выдрана, сосуды разорваны, большая кровопотеря. Я остановлю кровотечение, но рана серьезная. Лекарю Гардеру придется взять лечение на себя – его навыки в этой области куда лучше моих.
– Почему его здесь нет?
– Не было времени позвать, – ответил Эндсо. – Лекарь Омлл как раз проходил мимо, когда произошло нападение. Он оказался в камере, как только услышал крики.
– Прошу прощения, лекарь Омлл, – сдержанно кивнул Тефе.
Тот кивнул в ответ.
– С вашего позволения, мне нужно отвести Драйна в лазарет.
– Действуйте, – согласился Тефе. – Священник, если вы не против, пусть ваши прислужники помогут лекарю.
Эндсо жестом отослал подчиненных; повторять им не пришлось. Драйна подняли с пола и быстро унесли из камеры. Капитан остался наедине со священником и богом.
Тефе поднял с пола пику и внимательно осмотрел наконечник.
– Я хочу знать, как это случилось, священник, – проговорил он.
– Я уже рассказал, что произошло, капитан, – напряженно ответил Эндсо.
– Вы рассказали, что произошло. А я хочу знать, как это случилось, – отрезал Тефе.
Он покачал пику в руке, прикидывая вес.
– Откуда она взялась?
– Из запасников, – ответил Эндсо. – Я велел принести ее, когда оскверненный отказался выполнять приказы.
Тефе притронулся к наконечнику.
– Вы проверили ее перед использованием? – спросил он.
– Это излишне: все инструменты сертифицированы Епархией. Все воспитательные инструменты из железа второй выделки, капитан. Так и должно быть, и вы это знаете.
– Судя по всему, вы очень сильно верите в Епархию, – заметил Тефе, – раз не считаете нужным проверять свои принадлежности.
– А вы не верите? – выпрямился Эндсо.
Капитан едва не сорвался в богохульство, уж в этом вопросе священник был достаточно компетентен.
– Сомневаетесь в Епархии, капитан?
Тефе бросил быстрый взгляд на священника, но отвечать не стал. Он еще раз взвесил в руке пику и яростно ткнул распростертого бога, направив режущее ребро в спину.
Древко изогнулось; наконечник с усилием прошелся по коже бога – прикоснулся к ней, но не рассек. Бог еще раз хихикнул, теперь хрипло. Священник широко распахнул глаза.
Тефе отдернул пику и швырнул за пределы кольца, оружие упало между ним и священником.
– Я не сомневаюсь в Епархии, священник Эндсо, – пояснил Тефе. – Я сомневаюсь в остальных. Вы же знаете, что торговцев и поставщиков товаров для флота больше интересуют деньги, чем собственные души. И вы должны понимать, что прибыль, которую можно получить, сбывая железо третьей выделки под видом второй, для них определяет разницу между хорошим месяцем и плохим.
С пола донесся тихий напев.
– Третья держит, вторая ранит, первая убивает, – прошипел бог и опять хихикнул.
Священник уставился на пику, а затем перевел взгляд на капитана.
– Я допрошу интенданта, – сказал Эндсо. – Он отвечал за снабжение. Он обязан проверять подлинность сертификатов.
– Интендант Уссе мертв, – резко ответил Тефе. – Как и трое его подчиненных – и еще десять человек из нашей команды. Погибли в последнем сражении у Амен-Кура. Если виновен он, будьте уверены: Наш Господь призвал его к ответу. Вам больше не нужно о нем тревожиться. Но каковы бы ни были его грехи, именно вы, священник, предпочли принять фальшивые сертификаты Епархии на веру. И теперь ваш прислужник может поплатиться за это жизнью.
– Если и так, он пребудет с Нашим Господом, – сказал Эндсо.
– Что, безусловно, замечательно, – согласился капитан. – Но в его возрасте, полагаю, не столь радостно.
Он пнул пику, и та покатилась к священнику.
– Ее уничтожить, – велел капитан. – Помолитесь над пеплом. А затем проверьте остальные инструменты, все до единого. Мне нужен полный отчет завтра, к четырем утра.