— Возьми что-нибудь из шкафа, — ледяным тоном попросил Ершов.
— Здесь нет моей одежды, я спала вместе с Рашель.
— Быстро! Возьми! Лапсердак! — залепил Ершов Марте звонкую пощечину.
— Грязная, черная свинья, — вернула ему удар по лицу толстушка, открыв свою роскошную грудь, и смело полезла в окно обнаженной. Марта ухватилась за веревку, а Ершов стал спускать её, ругая себя, дурака, матом на всех известных ему языках. Голова у Николая кружилась, но он не бросил веревку. У него хватило сил, чтобы сдернуть с постели одеяло и бросить его вниз.
Ершов скользнул по веревке, сбивая о неровности стены колени и локти, и больно ударился ногами о мощеную камнем дорожку у стены. Марта стояла босиком на холодной земле, согревая на груди ребенка. Николай набросил на неё одеяло, помогая укутаться.
— Пошел прочь, черномазая обезьяна, — Марте показалось, что разбойник-негр пристает к ней.
— Ухожу, ухожу, ухожу, — ответил Ершов, осматривая окна дома. Флигель наконец-то разгорелся по-настоящему, и стало светло, как днем.
Большое окно на втором этаже, недалеко от Николая, распахнулось, и оттуда выглянул тучный мужчина с пухлыми губами на высокомерном полном лице.
— Эй, нигер, поможешь хозяину, он тебя спасет от виселицы.
— Спасибо за помощь, красотка, — обрадовался Ершов подсказке о месте нахождении цели. Он чмокнул Марту в грязную щечку и похлопал её по мягкому месту, воспользовавшись тем, что её руки заняты ребенком.
«Хозяин» начал выбрасывать из окна вещи. Некоторые сумки, явно очень тяжелые, падали со звоном и грохотом. Из комнаты валил дым. Изредка мелькала женщина, помогавшая мужу. Хозяева двигались всё хуже, спотыкаясь, падали, пропадая в дыму. Наконец толстяк свесил ноги в окно и свалился, а не спрыгнул, упав на спину.
Николай тихо подошел к нему, держа толстяка на прицеле. Глупо рискуя, наклонился, потрогал пульс.
— Красотка, твой хозяин умер, — тихо, но отчетливо сказал Ершов.
Марта сунула девочку в руки Николаю и заметалась у окна, смешно подпрыгивая, в глупых попытках достать до второго этажа. Ершов закутал Рашель в одеяло и усадил её к стене. Затем Николай приступил к мародерству: снял с толстяка роскошный халат, и сдернул теплые глубокие тапки с высокими задниками.
— Накинь халат, бесстыдница, — остановил он Марту.
— Она там… сгорит.
— Я сам спущу вниз твою хозяйку. Одевайся. Я жду.
Марта с отвращением взяла халат и тапки, а Николай, с ещё большим отвращением, забрался на второй этаж.
«Женщина в белом» лежала у окна, потеряв сознание. Убивать её Ершову не хотелось. Одно дело муж, который казался Николаю классическим богачом-злодеем, другое дело беспомощная хрупкая женщина. Если в борьбе с буржуями, Ершов считал себя чем-то вроде Робин Гуда, то тут совсем другой случай.
Не видя ничего в густом дыму, Николай попытался сорвать штору, но та держалась крепко. Недолго думая, Ершов спустил женщину из окна, держа её за руку и высунувшись до пояса.
— Марта!!! Лови свою хозяйку. Она легкая.
Толстушка протянула вверх руки и почти коснулась ступней «женщины в белом». Ершов сразу же отпустил руку, и стал спускаться сам.
Трель автоматных очередей приблизилась. Из темноты вынырнули все три казака, с черными лицами и руками. Демоны с горящими глазами. Они подбежали к Ершову, тот, молча, указал им на хозяйские сумки.
«Женщина в белом» мгновенно очнулась, глубоко вздохнула:
— Я отдам вам деньги. Вы сохраните мне жизнь?
— Мы заберем и деньги, и ценности. Никто не нуждается в твоем разрешении.
— Вас будут разыскивать все детективные агентства, вся полиция!
— Ты хочешь умереть? Чтобы нам было проще.
Ершов сделал шаг к хозяйке и ударил её по голове так, что та надолго потеряла сознание. Марта сама далась ему в руки, бросившись когтями выцарапывать «негру» глаза. Николай легонько ткнул её пальцем, а затем деликатно уложил на землю.
— Пару минут полежи спокойно, красотка, — Ершов поцеловал Марту в левый глаз, из которого выкатилась слезинка.
— Уходим, — махнул рукой казакам Николай.
* * *
— Доброго здоровьичка, Петр Силыч, — уважительно поздоровался казак, и перекрестился на красный угол.
— В ногах правды нет, — Петька указал на лавку, — поснедаем, чем бог послал.
— Благодарствую.
— Как сходили? Успешно? А то Николай Николаич даже Гусеву ничего не говорит, заперся и пьёт горькую.
— Эт, точно. Капитан из нас всю душу вынул: что, да как. А мы тогда порознь воевали, что там было никто из нас не видел. Дворец сожгли, всех, окромя двух баб и ребятенка, убили, трофей взяли.
— Странно. Когда уезжали, Николай Николаич аш горел весь от нетерпения. Вернулись — горькую пьёт.
— Эт, точно. Горькую пить они мастера!
— Да-а, сколько не выпьют, а трезвые, как стеклышко. Что один, что другой. Жидок, странно дело, тоже пьющий, — удивился казак.
— Говорят, завтра снова к янки? Гусев всех забирает в набег?
— Только вернулись, а тут гонец. Торопиться надо, не то уйдут сучьи дети, перепрячутся. Капитан мастак, всё по полочкам разложит, одно удовольствие с ним воевать, — казак причмокнул и покачал головой, показывая свой восторг.
— Он пять лет учился на офицера!!! За это время любой мастером станет.
— Не скажи. Нет. Совсем не так это. Да тебе и не понять, мужик — одно слово, — отмахнулся казак, — К тому же, капитан… нюхом чует опасность.
— А по мне, удача Николай Николаича — поважнее будет, — не согласился Петька.
Казак помолчал, даже откусил кусок курицы и тщательно прожевал.
— Если золотишко мыть, соглашусь. Только мы к янки воевать идем.
* * *
Гусев увел всех казаков в набег. Ершов настоял, поскандалил и ушел с ними. Вернулся он через две недели, Гусев с казаками из США направился прямиком на Аляску. Ершов стал мрачнее тучи, вяло занимался делами, хотя и просиживал на заводе сутки напролет.
Но тут тоска навалилась на него так, что целых два дня он сидел дома. Не пил и не ел, вяло читал газеты и книги. Даже бутылка стояла неоткупоренная.
— Помолись, легче станет, — предложил ему Петька.
— Месть. Этот кровавый путь только из-за желания мести? Хотел ли я отомстить…, отомстить так кроваво? Нет, но из того пламени ненависти, что пылало во мне, вырос этот ужас. Зачем я это сделал? Джулию не вернешь!!! Её доброта…
— Тогда сходи на завод. Там проблемы с двигателем для катера возникли. Ломается через каждые пять-шесть часов работы, то одно, то другое из строя выходит. Капризная штука, не то, что трактор.