Видите ли, Джон, мы праздновали в здании института космических исследований, в Техасе, а Палач находился в Калифорнии, в космическом Центре. Попасть туда было нелегко даже нам. С другой стороны, операторная располагалась в соседнем зале. Можно было войти с ним в контакт обычным путем, надев нашу «управляющую сбрую», как мы называли экзоскелет и шлем. С радостными воплями мы направились в зал. Здесь мы решили, что по очереди будем надевать «сбрую» и каждый по-своему поздравит Малыша. Так мы и сделали.
Сенатор сделал солидный глоток, не подняв глаза.
— Дэвид был первым в этой игре, — продолжил он. — Он активизировал Палача. Поначалу мы даже не думали о том, чтобы выводить его из лаборатории, но Дэвид сделал это. Ему, видите ли, захотелось показать Малышу небо. Но для этого надо было перехитрить охрану и хитрую систему сигнализации. Дэвид вошел в азарт и долго не отдавал нам «сбрую», хотя мы все шумно требовали этого.
Следующая была Лейла. Она обнаружила, что Малыш уже шагает по лужайке прочь от здания Центра. И тогда ей в голову пришла мысль повести его в город. Было уже поздно, и внешность Палача могла не привлечь к себе особого внимания. Ему же темнота помешать никак не могла: его сенсорные датчики были очень чувствительными. Мы все стали шумно обсуждать маршрут движения Малыша. Оказалось, что необходимо отключить некоторые системы самоконтроля машины, и мы без колебаний сделали это.
Мэнни едва не силой отобрал «сбрую» у Лейлы и погрузился в какие-то сложные управляющие действия. Он отключил визуальную систему контроля, так что мы не могли следить за продвижением Палача. Когда мы трясли его за плечи, Мэнни только отмахивался и говорил, что устроит нам замечательный сюрприз.
Он оставался у пульта так долго, что мы начали слегка нервничать. Чем больше мы трезвели, тем более нас пугало то, что мы делаем. Дело было не только в наших карьерах, но и в возможном крахе всего проекта. Если бы Малыш сотворил что-то непотребное...
Помню, я не выдержал и обрушил на Мэнни потоки ругани. Сейчас я хотел только одного — взять на себя управление и вернуть Малыша как можно быстрее в лабораторию. После долгих пререканий Мэнни согласился передать мне управление. До сих пор перед глазами его гнусная ухмылка... Хотите еще выпить?
— Да.
На этот раз сенатор встал сам и налил до краев оба бокала. Усевшись вновь в кресло, сделал солидный глоток и только затем продолжил:
— Итак, я влез в «сбрую» — и обомлел. Знаете, что этот идиот оставил мне? Я, вернее Палач, находился внутри здания. Осмотревшись, я понял, что это банк. Палач был оборудован массой хитроумных инструментов, и Мэнни сумел виртуозно использовать их и провести нашего Малыша через все барьеры. Теперь он находился прямо напротив главного хранилища. Оставалось отключить сигнализацию и открыть сложные системы замков. Видимо, Мэнни считал, что таким путем вызывает меня на соревнование.
Я с трудом подавил желание проявить свое искусство и заставил Малыша повернуться и пойти в сторону выхода. Проходя мимо одной из дверей, я не удержался и заставил Палача открыть ее. Внутри было темно, и я ничего не увидел. И в этот момент мне в глаза ударил луч света. Прямо передо мной стоял охранник. В одной руке он держал фонарик, а в другой — пистолет. Вот-вот он мог спустить курок, и я запаниковал, совсем забыв, что нахожусь в сотнях миль от банка. Чисто инстинктивно я наотмашь ударил охранника. Кстати, когда я бью, то бью со всей силой — так я привык с детства. Но на этот раз я ударил со всей силой Палача.
По-видимому, охранник умер мгновенно — у него была размозжена голова. Я, вернее Палач, побежал к выходу из банка и ни разу не остановился, пока не оказался в парке вблизи Центра. Затем я почувствовал, что друзья осторожно снимают с меня «сбрую».
— Они видели все? — спросил я.
— Да, кто-то включил контрольный экран как раз в момент встречи с бедным охранником банка. Кажется, Дэвид.
— И они не пытались остановить вас?
— Нет. Впоследствии они говорили, что находились в шоке и не успели мне помешать.
— Понятно.
— Дэвид взял дальнейшее управление Палачом на себя. Он завел Малыша в лабораторию, почистил его, а затем отключил. Затем мы поспешно убрались из операторного зала. Хмель как рукой сняло, но было уже поздно...
Сенатор закрыл глаза и некоторое время сидел молча.
— Вы — единственный человек, которому я рассказал это, — наконец тихо добавил он.
Я приложился к своему бокалу.
— Мы приехали в гостиницу, в которой жили, и провели остаток ночи в комнате Лейлы. Обсудив все происшедшее, мы пришли к выводу, что беднягу уже не воскресить, даже если мы расскажем правду. Зато программа «Палач» будет загублена. Нет, мы не считали себя преступниками. Сложилась одна из нередких жизненных ситуаций, когда невинная шутка привела к трагическим последствиям. А что бы вы сделали на нашем месте, Джон?
— Не знаю, — задумчиво ответил я. — Быть может, то же самое. И был бы здорово напуган.
Он кивнул:
— Точно так же были напуганы мы. Вот и вся история.
— Вся ли?
— Что вы имеете в виду?
— Почему вы ничего не сказали о Палаче? Он должен был как-то отреагировать на происшедшее. Как?
— Черт бы вас побрал, — вяло произнес сенатор, делая очередной глоток.
— Прошу извинить.
— У вас есть семья?
— Нет.
— Но вы когда-нибудь водили ребенка в зоопарк?
— Приходилось.
— Тогда, может быть, вы поймете меня. Когда моему сыну было года четыре, я повел его в вашингтонский зоопарк. Мы прошли мимо каждой клетки, и сын высказал свое мнение о всех зверях и птицах. Он засыпал меня кучей вопросов, передразнивал обезьян, уважительно заметил, что медведи — хорошие, видимо, потому, что они показались мальчугану большими игрушками. Но знаете, кто ему понравился больше всего? Обычная белка, сидящая на ветке ели. Он заорал: «Папа, смотри, смотри!» — и стал подпрыгивать от возбуждения, словно увидел что-то совершенно фантастическое.
— Почему? — удивился я.
— А потому что он был ребенком, — неохотно пояснил сенатор. — Его реакция зачастую была совершенно непредсказуема — конечно, для нас, взрослых. И Палач тоже был в то время ребенком. То, что мы сделали с ним, он поначалу воспринял как игру и был очень доволен. Но когда произошло это ужасное событие... Он переживал так же, как пережили мы с Дэвидом, когда вели его назад в лабораторию. Мы травмировали детскую психику. В ту ночь я не ощутил его реакции, но не сомневаюсь, что этот случай и привел под конец Палача к «сумасшествию».
Я кивнул:
— Похоже. И вы верите, что он теперь хочет убить вас за это?
— А как бы вы поступили на его месте? Если бы вас поначалу создали как машину, затем наделили личностью и дали определенную свободу воли, а затем вновь использовали как примитивную машину, да еще машину-убийцу?
