Сначала я еще следил за ходом рассуждений Грижо, но потом перестал. Он говорил без запинки и был возбужден, словно произносил превосходно заученную речь или замечательно импровизировал. Что бы там ни было, а этот человек знал толк в рекламе! Пытаясь собрать все услышанное за этот вечер в одно логическое целое, я прервал его:
— Простите, но не можете ли вы объяснить мне подробнее сущность своего изобретения? Насколько я понял, вы добавляете к воде что-то, что повышает температуру ее таяния?
Грижо остановился на полуслове:
— Но это-то я и держу в тайне. Я не считаю, что даже патент является гарантией, но кое-что все же могу сказать, Вы когда-нибудь видели капсулы с касторкой?
— Конечно!
— Так вот, порошковая вода напоминает именно такие капсулы, только масштабы здесь другие. Микроскопическая водяная капелька заключена в оболочку толщиной не более нескольких микронов. Разумеется, химический состав оболочки, соотношение между ее толщиной и диаметром капельки и вся технология изготовления порошковой воды остаются пока моей тайной. Я открою их, то есть дам патентную заявку, только когда буду располагать достаточными средствами, чтобы развернуть производство. Вот почему я обратился к вам.
— Но отчего же вы тогда не обратитесь к финансистам, к промышленникам? — вскричал я. — Тогда у вас было бы все: деньги, лаборатории, помощники…
— К промышленникам? — презрительно повторил Грижо. — Не посылайте овцу к волкам! Неужели вы думаете, что они возьмутся осуществить мою идею только ради моего удовольствия? Или ради счастья человечества? Не будьте наивным: все они думают только о том, чтобы набить себе карманы. Они обокрадут меня! — закричал он. — Отнимут у меня все — и деньги, и славу, а потом вышвырнут как ненужную тряпку!
Он оперся о стол, наклонился ко мне и возбужденно зашептал:
— Именно поэтому я и обратился к вам. Вы ни в чем не разбираетесь — ни в технике, ни в делах; вы не сможете обмануть меня, даже если бы и захотели. Мне не нужно от вас никакой помощи, только ваши деньги…
— Я не могу так сразу ответить на ваше предложение. Я должен подумать, посоветоваться кое с кем. Не говоря уже о сумме, которую вы просите, участие в таком деле…
— Понимаю. Вы мне не доверяете.
— Вопрос о личном доверии тут ни при чем. Ваше предложение настолько серьезно, что спешить с решением нельзя. Да я и не думаю, что нужно спешить: неделя-другая не может иметь в таком деле никакого значения.
Грижо заколебался, словно раздумывая, можно ли доверить мне тайну. Оглядевшись, он шепотом произнес:
— За мной следят. Подобные работы ведет ИГ Фарбениндустри, но до сих пор, кажется, безуспешно. Они там готсры на все, только бы убрать меня с дороги. Поэтому важен каждый час.
Вот так штука! Если Грижо говорил правду, я мог впутаться в неприятную историю. Если он лгал, тем более нужна была осторожность.
— Я могу сейчас выписать вам чек на сорок… нет, на пятьдесят тысяч франков.
Грижо встал.
— Я не нищий. Если вы не хотите финансировать все предприятие, я не возьму у вас ни сантима. — Он помолчал. — Я приду к вам через неделю; может быть, к тому времени вы решитесь.
Он протянул мне руку.
— Итак, до свиданья через неделю — конечно, если до тех пор со мной ничего не случится.
В эту ночь я спал плохо. Мне снились то какие-то краски, растворенные в сухой воде, то Грижо, поджигающий спичкой картину Сезанна, то Рембрандт, чокающийся со мной бокалами порошкового вина. Однако утром я несколько успокоился, а в последующие часы был так занят, что и вовсе забыл о своем ночном посетителе.
Примерно через неделю я неожиданно нашел среди своей почты конверт с обратным адресом: "Психиатрическая лечебница в М." Заинтересовавшись, я вскрыл его. Письмо было коротким:
"Мосье, просим Вас приехать к нам для выполнения некоторых формальностей, связанных со смертью больного Апри Грижо…"
Взволнованный и встревоженный, я не раздумывая прыгнул в автомобиль и кинулся в М. Я приехал туда после полудня. В лечебнице я назвал себя, и меня тотчас же провели к директору. Это был пожилой седеющий человек с учтивыми манерами.
— Вы курите? — спросил он. — Папиросы, сигару? — и продолжал:
— Два дня назад пациент нашей лечебницы, Анри Грижо, неожиданно умер от сердечного приступа… — Он взглянул на меня, очевидно наблюдая, какое впечатление произвели на меня его слова. — Кем он был для вас, другом или знакомым?
— Он не был мне другом, — ответил я. — Не могу я назвать его и знакомым; мы разговаривали только один раз, и то в довольно необычных обстоятельствах.
— Вы, конечно, знаете, что Грижо был химиком?
Я кивнул.
— Жаль, что такой несомненно одаренный человек страдал манией преследования, — продолжал директор. — Он вообразил, что у него есть враги, стремящиеся отнять у него какое-то изобретение. Мы лечили его довольно долго, но, признаюсь, безрезультатно. Я лично приписываю нашу неудачу тому, что мы не были в состоянии вести лечение непрерывно: время от времени больной неожиданно исчезал. Мы не хотели запирать его, чтобы не ухудшить его состояния, но зато не могли и уследить за ним. Дней десять назад он как раз отправился в одно из своих таинственных путешествий. А на обратном пути, уже на нашем вокзале, ему вдруг стало плохо, и он умер, не дождавшись врача.
Наступило довольно долгое молчание.
— В карманах у покойного нашли карточку с вашим именем, — добавил потом директор, — и вот это. — Он протянул мне пробирку с белым порошком. — Вероятно, какое-нибудь из его "изобретений".
Но я не принял его грустно-иронического тона и обратился к нему:
— Можно попросить у вас зажигалку?
— Ну, конечно! — Он явно не понял меня. — Сигару? Папиросу?
— Нет, благодарю вас. Мне нужна только зажигалка.
Пробирка в моей левой руке слегка дрожала над голубоватым пламенем. Директор заинтересованно присматривался. Белый порошок стал похож на мокрый снег, его становилось все меньше и меньше…
Директор взял у меня из руки пробирку, понюхал, по пробовал на вкус и вскричал изумленно:
— Но ведь это вода, обыкновенная вода!
— Вот именно, — ответил я. — Обыкновенная вода.
Перевод с английского Н.Колпакова
Представьте себе, если сможете, 1875 год и изобретателя, низко склонившегося над верстаком в мастерской по ремонту велосипедов. Ему то и дело застят глаза длинные волосы, он раздраженно отбрасывает их в сторону и, прикусив губу от усердия, работает гаечным ключом, зажатым мускулистой рукой. Временами он делает передышку, чтобы отхлебнуть глоток-другой холодного лимонада, который принесла ему старушка-мать, — отхлебнуть, а потом окинуть взглядом портрет Сэма Франклина на чистой дощатой стене. "Кто рано ложится и рано встает, здоровье, богатство и ум наживет", — повторяет изобретатель про себя… "Бережливость лучше богатства". Насупленные брови сдвигаются сильней — он жадно выискивает в этих пословицах крупицы истины.
